Собирай и властвуй
Шрифт:
– Не помню, - Тай усиленно трёт виски, - ничего не помню... Я же весь в дырах, а через них и мысли утекают, и память...
– Не знаю, лучше ли, когда памяти нет, - задумчиво говорит Рута, - но что легче, это уж точно.
– Вот и Морпесса так говорит, - вздыхает Тай.
– Морпесса?
– Рута вздрагивает, - так зовут твою проксиму?
– Да, - неуверенный кивок, - кажется, да.
Рута оборачивается осторожно, смотрит в сторону проксим. Нет, это другая Морпесса, хотя волосы тоже светлые и глаза немножко похожи. Рута и рада, и огорчена,
– Расскажи о чём-нибудь из прежней жизни, - просит Тай, тронув за руку, - может, и я тогда вспомню.
– Ох, даже не знаю, - Рута ёрзает в кресле, - из меня ещё та рассказчица! Ты же помнишь, что такое цирк?
– Подожди-подожди...
– Тай трёт висок, - ага, вспомнил!
– Так вот, ты был циркачом, жонглёром и акробатом, хотя, когда впервые увидела, подумала, что клоун, до того смешные рожицы корчил.
– Рожицы?
– недоумённо переспрашивает Тай, ощупывая лицо.
– Да, а я пришла наняться в вашу труппу танцовщицей, потому что освободилось место - прежнюю разорвали гарпии. Ты тогда ещё пошутил, что знаешь какая, самая из них главная. Сначала я ничего не поняла, но потом, глядя на Ядвигу, с трудом получалось удержаться от смеха, так и распирало!
– Точно!
– подпрыгивает в кресле Тай, - Флейта, Виола, и эта, как её, с хохолком...
– Лира, - улыбается Рута, по зернистой, как у змеи, коже сбегает слезинка.
– Ага, Лира! Помню, я помню!
Тай так и сияет, так и светится, но вдруг выгибается, хрипит, а из дырочек на коже брызжет кровь.
– Что вы сидите?
– кричит Рута проксимам, - у него же приступ!
Лурия с Морпессой на скамье, застыли в одной позе - прямая спина, руки сложены на коленях, лёгкий наклон головы. "Они же как куклы, - думает Рута, - неужели и я была когда-то такой?.." Хочет встать сама, но ничего не получается, сил нет, а кресло вдруг охватывает ремнями, прижимает, откатывается само собой в сторону.
– Ах, ты же, курва, - рычит Рута, - отпусти!..
Проксимы встают, как если бы за спиной покрутили ключик, к Таю не бегут, но шаг быстрый. По экрану катятся белёсые волны, будто там, на реке, разразилась метель, затем ледяной прямоугольник вспыхивает, угасает. Точно так же вспыхивает и угасает Тай.
[3]
Двенадцатый день месяца Стрекозы, день её рождения, начался неожиданно. После смерти Тая Рута в основном и делала, что спала, а тут пробуждение, и Лурия такая серьёзная.
– К тебе посетитель, - сказала проксима, помогая выбраться из камеры сна. От камеры восстановления та отличалась мало, разве что игл и трубочек меньше, да устлана изнутри чем-то мягким и пористым.
– Да, - сонно пролепетала Рута, - хорошо.
Лурия успела облачить в пижаму, усадить в кресло-каталку, прежде чем наконец-то дошло: посетитель? Какой ещё такой посетитель? Нет, они, конечно, бывают, но исключительно у магнатов, которые эвтаназиум себе могут позволить, которые не прекращают дел даже здесь. При таких всегда свита - и проксимы, и големы, и члены семьи. А Рута? Она же
– Кто это?
– спросила у проксимы, не на шутку разволновавшись.
– Капитан корабля, - ответила Лурия, вкатывая кресло на телепортационный диск, - до времени попросил себя не называть.
Колёса кресла шелестят по плитам Зелёной аллеи, с деревьев облетают последние листья, Руте не понадобилось много времени, чтобы понять, кто её ждёт. Другое дело, чтобы поверить...
– Тарнум!..
Он отворачивается от ледяного прямоугольника с видом излучины, смотрит на неё, смотрит. "Не смотри, - хочется выкрикнуть Руте, - не смотри на меня такую!" Однако же не выкрикивает и обезображенного лица руками не закрывает. Куртка на Тарнуме со шнуровкой, штаны со вставками из булатика, сапоги с отворотами. Очень похож на капитана Брана, только без усов, без повязки через глаз, но с бритой наголо головой.
– Ну, вот я тебя и нашёл...
Потом он на скамье, она по-прежнему в кресле, друг против друга, глаза в глаза.
– Знала бы ты, что со мной было, когда и тебя Горячая у меня забрала, - рассказывает Тарнум, - обезумел, как есть обезумел!
– Неужели не сплю, - шепчет Рута, - неужели ты и правда не сон?
– А потом и с лесопилкой простился, и с починком, - продолжает он, - на баржу сел. А знаешь, с чем проститься было сложнее всего? С нашим Гнездом.
– Нет нашего Гнезда больше, - тихо говорит Рута, - разрушила я его, уничтожила...
– Ошибаешься, - качает головой Тарнум, - его не разрушить.
– Не знаю, быть может, - голос Руты дрожит, - прости меня, если можешь, за всё прости...
– Глупая, - Тарнум осторожно касается её щеки, - какая же ты у меня глупая...
Молчат, долго молчат, Рута вздыхает:
– Столько вопросов - и о семье, и о том, как искал, что и не знаю, с какого начать.
– О семье много рассказать не получится, - отзывается Тарнум, - ведь за тобой отправился почти сразу же. Знал, что в Тёплой Гавани непременно задержишься, и настиг бы, но вышла с нашей баржей неприятность - напали пираты. Меня, как и ещё нескольких мужчин, взяли живыми, рабами на их треклятое судно. Там и сгнили бы, если бы эти выродки не попали в облаву.
– Банда Лукана, - догадывается Рута, - пираты ничтожные, пантеону противные...
Память послушно переносит на площадь Правосудия: три грязных человека на эшафоте, а к ним направляется смерть в образе палача с ледяной булавой.
– Так ты слышала о той банде?
– удивлённо спрашивает Тарнум, - и до сих пор помнишь?
– Да, - смущённо улыбается Рута, - помню. Так что было дальше, когда попал в Тёплую Гавань?
– В столице непросто пришлось, - Тарнум хмурится, потирает заросшую щетиной щёку, - город очень большой. Блуждал, блуждал, пока будто не толкнуло что-то в "Красные сапожки" заглянуть. Там посчастливилось разговориться с Розамундой, она тебя вспомнила.