Собирайся, мы уезжаем
Шрифт:
В квартире одну комнату переделали под детскую. Приданое для новорожденной уже было – свекровь позаботилась. Правда, выбрала на свой вкус. Розовенькое, с ленточками, куколками… Марина сразу перебралась в комнату к дочери – чтобы Никиту не беспокоить по ночам. Ложилась на диван, клала рядом Танечку и засыпала счастливая. Свекровь ругалась – ребенок должен спать в своей кроватке. Приучишь, избалуешь и так далее. Марина все реплики пропускала мимо ушей. Она чувствовала, что все делает правильно. Да и малышка затихала у материнской груди. А в кроватке плакала, беспокойно сучила ножками. Марина ходила гулять в парк с коляской. У нее появились подруги – такие же мамы с колясками. Встречались,
Марина уставала. Никита предлагал найти няню. Марина отказывалась наотрез – Танечка еще слишком маленькая. С внучкой с удовольствием сидела свекровь. С матерью Марина разговаривала по телефону – рассказывала про Танюшу, что она делает, как кушает. На другие темы не переходили. Но даже эти пять минут общения Марина ценила. Научилась ценить. И стала жалеть мать. Понимать.
Мама по кусочкам рассказывала, какая была в детстве Марина.
Как однажды сильно в лесу распорола ступню, прыгнув на кучу с листьями. Под листьями оказалась расколотая банка. Мать надела на ногу Марине пластиковый пакет из-под молока, перетянула лодыжку сеткой-авоськой и несла ее на руках через весь лес в ближайший травмпункт. Там Марину принимать отказывались – травмпункт был для взрослых. Мама вынесла Марину на руках во двор и посадила на скамейку. Сказала: «Потерпи немножко» – и ушла ругаться. Марина сидела под окном кабинета врача, из которого доносились крики вперемежку с матом. Ее мама угрожала позвонить в Моссовет, в Министерство здравоохранения, если они сейчас же не зашьют ее дочери ногу. Ногу в результате зашили.
Как однажды матери показалось, что маленькая Марина проглотила пуговицу, и мать поставила на уши пол-Москвы. Хотела делать рентген, промывание желудка, а ей все советовали получше поискать – может, куда закатилась. Пуговица действительно нашлась спустя неделю в уголке пододеяльника. Всю неделю мама смотрела на Марину испуганными глазами и крепко прижимала к груди.
Как в первый раз мать отвезла ее к бабушке. Марина сидела в прогулочной коляске на улице, и все проходящие мимо соседи давали малышке то абрикос, то сливу, то конфету. Вечером у Марины началась рвота с поносом. Ее выворачивало безостановочно. Мать побежала на телеграф вызывать «Скорую», которая ехала из города – в их деревне даже больницы не было. Когда вернулась – дочь спала. На стуле за столом сидела соседка – старая толстая усатая осетинка и при свете ночника гадала бабушке на бобах – бросала зерна резким движением, долго смотрела. На столе стоял старый эмалированный ковш, в котором плескалась мутноватая жидкость.
– Что это за пойло? – спросила мать, пытаясь отдышаться.
– Не волнуйся, она попила и уснула. Все будет нормально. Иди спать, – сказала соседка. Мать испугалась за дочь еще больше.
– Из чего это? – закричала она.
– Что ты орешь? Ребенка разбудишь. Трава там, успокойся. Хочешь, сама хлебни. Хотя тебе голову надо лечить, а не живот. Иди уже, мешаешь. Не видишь, бобы бросаю? – Соседка даже не повернула головы в ее сторону.
Мать пошла спать. Наутро, когда приехала из города врач, Марина была абсолютно здоровым ребенком, и врач ругалась с матерью по поводу ложного вызова.
Марина этого не помнила. Не могла помнить. И цеплялась за воспоминания. Надеялась однажды услышать что-то про отца, про Николая Ивановича. Она так и не сказала матери, что он подарил ей квартиру.
«Надо бы как-нибудь туда съездить». Каждый день собиралась, но все было не до того.
Когда Танюше исполнилось три месяца, Марина решилась. Оставила дочку свекрови – сказала, что съездит по магазинам. Ей уже не устраивали слежку и не боялись, что Марина выкинет очередное коленце. Марина как-то услышала
– Я же тебе говорила, родит и успокоится, – говорила свекровь.
– Да, вроде все в порядке, – с облегчением соглашался муж.
Марина поехала в свою квартиру. Открыла дверь, зашла. Все было так, как она оставила, душно, пахло нежилым помещением. Она открыла окно – проветрить и села на диван. На зеркале все так же была прилеплена визитка Максима. Она сорвала бумажку и выбросила. Квартира была чужой, как в тот раз, когда она впервые в нее зашла. Ее настоящая жизнь была в комнате дочери.
Год пролетел быстро. Отношения с Никитой наладились – они практически не виделись. Марина занималась дочкой, Никита уходил рано, приезжал поздно. В выходные Марина уходила с Танечкой в бассейн. Никита уезжал на мероприятие. В один из вечеров Марина сидела перед телевизором. Танечка давно спала. Марина бездумно смотрела в экран. Взгляд упал на журнальный столик с наваленными на нем бумагами Никиты. На стуле висела его домашняя рубашка. Ее вдруг что-то толкнуло. Рубашка была чужая, и комната чужая, и вообще все чужое, кроме Танечки. Марина взяла телефон и набрала номер матери. Они уже созванивались ежедневно. Марина звонила обычно в десять часов, после кормления. Мать брала трубку после первого гудка – ждала звонка.
– Мам, привет. Слушай, я посоветоваться. Как ты считаешь, может, мне на работу выйти? А то я совсем засиделась.
Мать молчала.
– Мам, ты меня слышишь?
– Слышу-слышу. Я все ждала, когда до тебя дойдет. Когда ты начнешь думать самостоятельно.
– Я не поняла, так ты одобряешь или нет?
– Конечно, одобряю. Хочешь, помогу?
– Нет, я сама. Разошлю резюме, позвоню однокурсникам, может, у кого что найдется. Все-таки у меня образование, правда, практики маловато.
– Держи меня в курсе. Няню я тебе найду.
– Вот за это спасибо. Ты лучше в людях разбираешься, – обрадовалась Марина.
Марина достала телефонную книжку и начала с буквы «А». Марина говорила и удивлялась – ее узнавали, были рады слышать, спрашивали, куда пропала и почему, поздравляли с дочкой, договаривались встретиться, обещали помочь и поспрашивать насчет работы. Марина отправила резюме в несколько крупных фирм. И осталась собой довольна.
Когда пришел Никита, Марина не удержалась и все ему рассказала. Никита сделал вид, что не удивился.
– Ну и на что ты рассчитываешь? Тебе пообещали, и ты поверила? Да никому не надо с тобой возиться. Своих дел хватает. А резюме даже читать никто не будет. У тебя же практики – ноль. А в твои годы уже положено иметь багаж за плечами. Ну, попытка не пытка, с другой-то стороны, – закончил он рассуждение.
– Спасибо за поддержку. – Она не обиделась. Просто еще раз поняла, почувствовала, что Никита – чужой.
Через два дня одновременно позвонили в дверь и зазвонил телефон. Марина открыла и сказала: «Алле». На пороге стояла женщина лет сорока. Марина пригласила ее войти. В трубке ее приглашали на собеседование. Сегодня к четырем. «Да, я успею, спасибо», – ответила Марина. Женщина оказалась няней из агентства. Элла Эдуардовна. Марина махнула рукой, мол, проходите, осваивайтесь, и побежала записывать на бумажке адрес, чтобы не забыть. Когда Марина вошла в детскую, Элла Эдуардовна сидела на полу и играла с Танечкой в мячик. Танечка хлопала в ладоши. В тот момент, когда Танечка ловила мяч и открывала ротик от восторга, Элла Эдуардовна неуловимым движением ложки закладывала ей в рот овощное пюре. Танечка почему-то не плевалась, как обычно, а послушно жевала, умудряясь еще и улыбаться. Марина поняла, что мама не ошиблась с выбором.