Соблазн для Щелкунчика
Шрифт:
Елизавета растопырила руки в карманах. Штанины надулись как паруса. Ей же было любопытно, как подобное убожество оправдает Галина.
– Вообще… недурно. Здесь и стиль подходящий. Унисекс!
Елизавета с трудом сохраняла невозмутимость.
– Какой, говорите, стиль? Надо запомнить. Вдруг кто из знакомых спросит.
– Ну, короче, унисекс… не то мальчик, не то девочка. Для тусовки – в самый раз!
В магазин забежала ватага теток в деревенском прикиде с объемными клетчатыми сумками. Они загомонили, как стая сорок, и принялись шарить проворными руками по полкам в поисках добычи. Галина отвлеклась.
– Это
– Что? – не поняла Галина.
– Производство Франции?
– А-а-а. Почти… Турция. Тоже, между прочим, неплохая страна.
– Кто же спорит! Только ваша вывеска, как я поняла, обещает настоящие французские вещи.
– Вывеска осталась от прежнего хозяина, – поджала губы Галина. – Я по Франции не прикалываюсь!
– Что так?
– Да это же элементарно! Размерчики у них малюсенькие! Сорок восемь – уже редкость! Сорок четыре, сорок шесть, а то и сорок два… Где же в России на них покупателя найти? Восьмиклассниц, что ли, одевать? Так это дорого! То ли дело Турция… Возьмите хоть эти чудесные штанишки. Здесь резиночка. Тут шнурочки. Можно носить всем, начиная от сорок второго до пятьдесят второго. Удобно? Конечно! Практично? Еще как! В этих вещичках можно запросто ходить беременным. Опять же, родил, подпоясался шнурочком – и порядок!
Елизавета не нашлась, что возразить.
– А бывший наш хозяин любил только в облаках летать. Францию ему подавай. Париж! Елисейские Поля! – захлебывалась Галина. – Стишки все читал. Поэзию! А сам потными ручонками девчонок в подсобке тискал. Цитирует Поля Элюара, подлец, и пуговки на кофточке расстегивает. С тех пор ненавижу Францию и их одежду ненавижу!
– А сейчас он разорился, я имею в виду, ваш хозяин? – осмелилась вставить фразу Елизавета.
– Сейчас он сосисками торгует! Ха-ха-ха! Разорился ли он? Не знаю… Продали они магазин в спешке. Примерно около года назад. Вообще это темная история. Я толком ничего и не знаю…
Елизавета аккуратно сложила вещи. Похоже, Галина ей больше ничем не поможет. Надо уходить отсюда, пока ей не предложили померить еще что-нибудь.
– Пожалуй, мне пора! Еще раз спасибо за помощь.
Она направилась к выходу.
– Куда же вы? – ее остановил удивленный возглас Галины. – Я думала, вы собираетесь это купить.
– В другой раз! Боюсь, это для меня слишком круто.
– Постойте, возьмите хотя бы штанишки! Я могу уступить пару сотен.
Елизавета остановилась.
– Сбрасываю три сотни. Но это уже предел! – Галина уловила нерешительность покупательницы, что ошибочно приняла за раздумья.
– Вы не поняли, – улыбнулась Дубровская. – Я очень люблю… нет, даже обожаю Францию!
Она ушла, а Галина осталась стоять с открытым ртом. Она так ничего и не смогла понять…
Елизавета спрятала свой «Пежо» под раскидистым тополем. Отсюда замечательно просматривался вход в подъезд, где в одной из квартир вот уже год обитала невезучая семейка ценителя эксклюзивной французской одежды.
Полич оперативно предоставил Лизе информацию, и теперь она уже была в курсе, что прежнее свое жилье – четырехкомнатную квартиру в центре – Бергеры продали в июле прошлого года. Теперь они обитали в ветхой панельной пятиэтажке на окраине спального района. Хозяйкой жилплощади, по данным регистрационной палаты, здесь числилась Виктория Модестовна Бергер. Проще говоря,
Елизавета рассчитывала на престарелый возраст бабули и свойственное всем пожилым людям желание поговорить и пожаловаться. Встречаться с Орестом и тем более с его буйнопомешанной женой у Дубровской не было никакого желания.
Ровно в восемь часов к подъезду подкатила «Ока». За рулем сидела женщина, ее объемы ставили под угрозу жизнеспособность ходовой части крошечного российского автомобильчика. Дама посигналила. По всей видимости, тщетно. Она посигналила еще несколько раз. Граждане, раздосадованные настырным бибиканьем, повылезали из окон, советуя автомобильной леди в срочном порядке заткнуться. Но дама явно не относилась к разряду людей, которые отступают при первой же встрече с трудностями. Она, кряхтя, покинула водительское сиденье и, подперев крутые бока руками, задрала голову вверх и заорала:
– Орест, черт бы тебя побрал! А ну-ка спускайся! Мы опаздываем.
Ее голос, звучный, как иерихонская труба, окончательно разбудил окрестности. С тополя взметнулась в небо стайка воробьев. Жители пятиэтажки захлопали форточками. Кто-то выскочил на балкон, воспринимая происходящее как пожарную тревогу или землетрясение. Но нахалку это ничуть не смутило.
Наконец подъездная дверь отворилась, и лысый мужичонка, ловко перепрыгивая через ступени крыльца, оказался рядом с рассерженной бабенкой.
Автомобиль сорвался с места, оставив после себя сизое облачко выхлопного газа. Елизавета подождала еще двадцать минут. Не ровен час, вернутся. Затем заперла автомобиль и отправилась на встречу с Викторией Бергер.
Матушка Ореста оказалась пугливой старушкой восьмидесяти лет. Осмотрев Елизавету с головы до пяток, она невнятно произнесла:
– Я второго дня уже была в собесе, они мне ничего не обещали…
– Я вас не побеспокою, бабушка, всего несколько вопросов. Так, пустая формальность. Мы обновляем сведения. Хотим знать условия, в которых живут наши пенсионеры.
– Ох, да какие там условия! Проходите сюда, – старушка дрожащей рукой указала на кухню. – Садитесь к окошку. Там светлее. Вы ведь наверняка писать будете?
– Немного.
Елизавета вытащила блокнот и ручку, задала несколько простых вопросов. Виктория Модестовна вела себя вначале настороженно. Однако потом, решив, что молодая девушка из собеса серьезная и хорошо воспитана, расслабилась и разговорилась. Незаметно на столе появились вазочка с вареньем и сушки. Старушка макала сушку в чай, ждала, пока размокнет, потом, причмокивая тонкими, почти бесцветными губами, поедала ее. Говорила она много и охотно, касаясь самых разных тем. Матушка Ореста Бергера ворошила семейное грязное белье и выдавала секреты сына и снохи столь же бесхитростно, как это делают, общаясь со случайным попутчиком в поезде. Бабуля была неплохо информирована. Дело в том, что, проживая в двухкомнатной хрущевке бок о бок с сыном-подростком и престарелой матерью, чете Бергеров было трудно держать в тайне свои злоключения. Сноха, даже не пытаясь обуздать свой первобытный норов, в диких потасовках и скандалах выплескивала все, что накопилось в ее душе, подкаблучнику-супругу. Полагая, видимо, что старуха Бергер уже давно свихнулась и в маразме, Татьяна не смущалась ее присутствия. Так, шаг за шагом, у бабули создалась целостная картина печальных событий, имевших место в недалеком прошлом.