Соблазн на всю ночь
Шрифт:
И правда состояла в том, что войны происходили по вине таких людей, как лорд Хокстон. Но почему-то Тристан радовался тому, что его отец умирал своей смертью в собственной кровати. Лицо лорда Хокстона сделалось восковым, на нем уже не отражались никакие эмоции морщины на лбу и под глазами как будто разгладились. Был ли он еще жив или уже умер?
Тристан накрыл руку отца ладонью, слегка сжал ее.
– Я здесь, сэр, – тихо проговорил он. – Если я вам нужен, я здесь.
К его удивлению, глаза отца вдруг открылись, несфокусированный, невидящий взгляд устремился к потолку.
–
Тристан с нежностью пожал его руку.
– Вам больно, сэр? – спросил он. – Хотите, я дам вам опия?
– Нет. – Его губы шевельнулись и сложились в насмешливую улыбку. – Только скажи… – с трудом выговорил он через несколько секунд, – какие… новости?
Работа… И снова работа. Даже сейчас, на смертном одре, лорда Хокстона беспокоила только работа. Всегда одно и то же. Лишь однажды отец сделал небольшое исключение и поговорил с ним о… Федре. Но с тех пор, казалось, прошла целая вечность. Тристан начал разговор с отцом в том ключе, в каком начинал всегда весь последний месяц.
– Я обедал с Джеймсом Ридлером прошлым вечером, как и было запланировано, – снова заговорил Тристан. – Теперь у меня есть приглашение в бордель Востриковой. Как назвал это Ридлер – приглашение снять пробу. Если мне это понравится, то меня могут угостить чем– то более ценным и разнообразным. Я…
– Нет. Ты не должен… идти… туда. – Лорд Хокстон говорил с большим трудом, делал остановки после каждого слова, его дыхание снова и снова пресекалось. – Что… еще…
Тристан неохотно продолжил:
– Сегодняшнее утро я провел с миссис Неббетт, как ты и хотел. В прошлом месяце финансы ее мужа претерпели заметное изменение. Он сказал ей, что выиграл крупную сумму в карты в «Уайтсе». Я установил, что Неббетт приносил домой секретную дипломатическую корреспонденцию и, теперь это совершенно очевидно, делился информацией с Востриковой.
– Коррес… – прошептал лорд Хокстон. Его веки опустились. Потом снова слегка приподнялись. – Какого… характера?
– В самом деле, сэр, это может подождать. – «Черт возьми!» – выругался про себя Тристан. Даже свой последний вздох его отец собирался посвятить Англии.
– Какого… характера? – прохрипел Хокстон.
Тристан закрыл глаза и сглотнул.
– Это письма из Уайтхолла, адресованные нашему человеку в Варшаве. По крайней мере именно такой вывод можно сделать на основании найденных у него в столе записей, – сказал он. – Русские пытаются заручиться поддержкой англичан и хотят видеть их на своей стороне, если война все-таки начнется.
– Чертов… негодяй… хитрец… – По телу Хокстона пробежала дрожь. – Я доверял… Неббетту…
Теперь наконец Тристан понял, почему отец вовлек его в это дело. Хокстон, с присущим ему безошибочным чутьем, догадался, что в кругу самых близких его соратников завелся предатель. Поэтому ему нужен был человек, не имеющий контактов ни с кем из его помощников и которому можно было бы полностью довериться. Лордом Хокстоном руководил трезвый и холодный расчет, и он, Тристан, стал лишь орудием отца в его политический борьбе. Орудием мести. Тристан пошел на это не потому, что хотел заработать деньги, а лишь потому, что
Отец снова попытался заговорить, но вместо слов слышалось лишь глухое клокотанье.
– Не нужно, сэр. – Тристан чуть сильнее сжал руку отца. – В этом нет необходимости. Вы должны немного отдохнуть.
Хокстон с усилием судорожно втянул в себя воздух.
– Ты… остановишь это, – прошептал он. – Обещай… остановить ее… Всех их… Обещай.
– Да, сэр. – Тристан склонил голову. – Я сделаю все, что в моих силах.
Услышав это, лорд Хокстон мгновенно расслабился, его рука выскользнула из ладоней Тристана.
Снова послышались булькающие хрипы в горле. Но глаза лорда Хокстона все еще оставались приоткрыты. Было видно, как под одеялом напряглись его ноги. Казалось, они, да и вся фигура отца, были отлиты из свинца. Его сердце тоже было из свинца. Вздохнув, Тристан вышел в коридор и снова пригласил зайти в комнату Пембертона и врача. Пембертон сразу принялся развязывать тесемки ночной рубашки на груди лорда Хокстона, а Глокнер достал стетоскоп.
Приставив деревянную трубочку к груди лорда Хокстона, Глокнер замер и стал слушать сердце.
– Бьется, но очень слабо, – сообщил он. – Он не дотянет до утра. Прошу прощения, милорд.
Тристан снова опустился в кресло. Он останется с отцом до самого конца.
Где-то в середине ночи в горле лорда Хокстона снова началось клокотанье, но теперь оно стало громче и резче. Когда ему измерили пульс, то оказалось, что он сделался необычайно быстрым и едва прослушивался. Потом появились перебои. В три часа сердце лорда Хокстона остановилось. Хотя Тристан ожидал этого и знал, что так и должно было все произойти, его внезапно накрыла волна отчаяния. Он испытал шок. Вскочив с кресла, он наклонился к кровати и мысленно стал молиться, чтобы Господь отсрочил час смерти его отца.
– Ну же, дыши, прошу тебя, – шептал он. – Еще немного… Еще хотя бы раз… Прошу тебя.
Тристан не мог отпустить отца вот так. Они так и не стали близкими людьми, хотя он, Тристан, добивался всю жизнь именно этого. Именно этой близости, признания, любви отца. И вот он ушел, не оставив больше сыну ни единого шанса. Отчаяние Тристана было безмерным, что-либо изменить уже не представлялось возможным. Лорд Хокстон перестал дышать.
– Мне очень жаль. – Доктор положил свою тяжелую ладонь Тристану на плечо. Пембертон достал из кармана носовой платок, вытер глаза и тихо, деликатно вздохнул.
Тристан подошел к изголовью кровати, опустил отцу веки, аккуратно завязал тесемки на его груди. Затем, обернувшись к дворецкому, сказал:
– Теперь мне нужно идти. Но ты, Пембертон, должен сделать ради него еще одну вещь.
– Да, милорд. Только прикажите.
Тристан окинул взглядом Пембертона, потом доктора.
– Не пускайте никого в дом, – сказал Тристан. – И не сообщайте пока никому о его смерти. Даже людям из министерства иностранных дел. Просто говорите, что лорд Хокстон очень плохо себя чувствует и никого не может принять. Поверьте мне, лорд Хокстон именно это попросил бы вас сделать.