СОБЛАЗН.ВОРОНОГРАЙ [Василий II Темный]
Шрифт:
Глава тринадцатая 1448 (6956) г. ИУДИН ГРЕХ
Михаил Фёдорович Сабуров стал одним из самых преданных бояр великого князя. Он же взялся изловить и доставить в Москву боярина Никиту Константиновича, который ослепил Василия Васильевича. Оказалось это делом гораздо более лёгким, чем Сабуров предполагал.
Никита без особого принуждения, почти даже добровольно, приехал с ним в Москву.
Сначала держался бесстрастно, но не надолго его хватило- увидев слепого великого князя, он бухнулся ему в ноги;
— Убей
— Убивать не, буду. Ты мне свои очи отдашь.
— Отдам! Сам себе выколю, хочешь?
— Нет. Станешь поводырём моим. Неотлучно при мне будешь.
— Государь всемилостивейший, хочу до конца дней моих быть в оскорблении скорбном — хоть глумцом и скоморохом, хоть псом смердящим, только бы искупить грех страшный.
Никита стал не просто поводырём, но заботливой нянькой незрячего великого князя. И обнаружилась у обоих одна общая любовь — к полевым цветам. Они приходили на Великий луг или в Государево займище и бродили среди высоких трав, радуясь цветам совсем по-детски-и не подумать, что один из них — самодержец, для которого чужая жизнь не дороже одуванчика, а второй совсем недавно был палачом его.
Василий Васильевич ощупывал колючее высокое растение с цветочками, как у репья, угадывал:
— Татарник нешто?
— Нет, государь, карлина трава это.
— Верно, А это таволга, конечно, больше такого запаха не встретишь ни у одного растения, А у этой бустылинки листочки такие мягкие да нежные… Заячья капустка?
— Да, государь. Вот рядом — Христово око.
— Где? Дай-ка… Помню: глазок ясный, чистый, опушённый тонкими ресничками, А вот в Поле, когда ездил я в Орду, видел один удивительный цветок — Уголекв огне называется. У нас не растёт. А если бы рос, я бы не угадал: на ощупь — обыкновенный горицвет, как лютик, и без запаха. Только по цвету, узнать можно: чёрная серёдка, а вокруг красные лепестки — точно как уголёк в огне. Правда, листья у него, как у укропа, можно их на ощупь определить.
Все, кто, наблюдал за ними, диву давались, что Василий Васильевич совершенно забыл, кем, был для него Никита, а тот водил князя, словно ангел-хранитель.
Стал исполнять Никита и дьяческие обязанности, притом составлял грамоты не только под диктовку, но просто по указанию; напиши то-то и то-то… Никита всё понимал с полуслова, легко было с ним великому князю.
— Напиши: мы знаем и помним, что вера православная в земле греческой воссияла…
— Пишу. Про святого царя Константина упомянуть?
— Всенепременно.
— Пишу: «…христианская вера первоначально воссияла и возросла в земле греческой, которую Бог воздвиг для сего царя Константина»- правильно написал?
— Зело хорошо, лучше моего излагаешь. Теперь о том пиши, что наш святой Владимир равноапостольный, который решился принять её после испытания всех вер…
— Ясно, государь. Пишу: «…из Греции она перенесена была на Русь святым Владимиром равноапостольным, который решился принять её после испытания всех вер…» Правильно пишу? Ага… «До смерти Фотия русские твёрдо содержали взятую от греков православную веру…» Так? Дальше что?
— Дальше
— Так, написал. Теперь что? Просим вместо изменника православию другого прислать? Твёрдого в вере?
— Нет, постой. Напиши сначала, что путешествие в Константинополь далеко и крайне трудно… Что митрополиты-греки не знают русского языка, а это затрудняет наши отношения с ними… Ну, добавь ещё, что проклятые агаряне беспокоят нас своими наскоками, что в окрестных странах неустроенность и мятежи… А потому…
— А потому — мы своего митрополита изберём?
— Нет, не спеши. Пиши так: «Того ради просим святое владычество послать нам честнейшее писание…»
— Пишу, пишу… «С благоволения святого твоего владычества и божественного и Священного Собора… избрать человека доброго, мужа духовного, верою православного и поставить нам митрополитом на Русь…»
— Добавь ещё: «Понеже и прежде такое поставление на Руси митрополитов бывало».
— Хитро измыслил ты всё, государь! Патриарх и император в Греции стали униатами, ты с ними как бы советуешьея, а по истине напрочь обосабливаешься и всё сам-один решаешь. Хитро!
Отвезти грамоту поручалось Василию — Полуекту Море. Давая ему наставления, снабдив подорожной и деньгами, великий князь посетовал:
— Эх, жаль, Василий, что не научил ты меня играть в шахи вслепую. Я бы сейчас с Никитой да Марьюшкой сражался, как ты, стоя спиной к доске.
Никита от этих слов пригнулся, словно в ожидании удара. Сознание неискупимой вины, жалость и боль увидел Полуект в его глазах и порадовался, что этого не может видеть великий князь.
Только выехал из Кремля посол, как пришла весть, что в Константинополе 31 октября 1448 года скончался император Иоанн VIII Палеолог. Василий Васильевич послал гонца отозвать Полуекта с дороги назад. Когда тот, не понимающий в чём дело и несколько раздосадованный, вернулся, великий князь объяснил:
— Грамоту давай обратно, а мало спустя повезёшь другую. — Повернулся к Никите:- Спрячь бумагу на сохранение. — Дьяк и боярин стояли озадаченные, Василий Васильевич чувствовал их молчаливое вопрошание и разъяснил: — Соберём всех русских епископов на святой Собор для поставления своего митрополита, без дозволения патриарха, без ведома императора византийского.
Никита с Полуектом оставались в молчаливом оцепенении, не зная, как отнестись к столь неслыханному решению, переглянулись: мол, не ослышались ли? Полуект первый нашёлся:
— А я, значит, отвезу новую грамоту в Константинополь, чтобы они там больше о нас не беспокоились?
— Истинно, у них своих забот хватает.
Пока несли гонцы приглашения, пока ехали из разных концов митрополии архиереи, великий князь обсуждал с епископом Ионой подробности предстоящего дела, которое было совершенно исключительным и небезопасным, в осуществлении которого даже самые мелкие огрехи могли всё испортить.
— Скажи, святитель, на оснований каких церковных канонов можем мы избрать верховного своего владыку?