Соблазнение строптивой
Шрифт:
– Если бы я умела так рисовать!
Рембрандт взглянул на рисунки и пренебрежительно фыркнул.
– Паршивая работа, и, думаю, ты сама это видишь.
– Лучше, чем моя. Эти рисунки напоминают мне о мамином портрете, который нарисовал отец. Тогда мама была гораздо моложе, хотя выглядит она сейчас почти так же. – Губы Дженны искривились в печальной улыбке. – Может быть, когда живешь прошлым, остаешься молодым.
– Что значит… живешь прошлым?
– Ничего. – Юджиния принялась доставать шашки из коробки и сортировать
– Я питаю слабость к красным, – немного рассеянно ответил старик. Он прочистил горло. – Ты сказала, что никогда раньше не играла в шашки. Разве вы с братьями и сестрами не играли в настольные игры?
– Нас было только трое: мама, я и экономка Айза.
– Ни братьев, ни сестер? Уверена?
Дженна была несколько озадачена.
– Конечно уверена.
– Я вырос в большой семье, как и Бренч. Мне трудно представить, как это – быть единственным ребенком в семье.
– А я не могу представить, как это, когда так много родственников.
– Да, пожалуй.
На мгновение глаза старика затуманились печалью. Дженне была неприятна мысль, что Рембрандту жаль ее из-за одинокого детства. Но потом молодая женщина убедила себя, что слишком болезненно все воспринимает, и сосредоточилась на правилах игры, которые ей объясняли. На самом деле одинок Рембрандт, иначе зачем ему понадобилось бы проводить время с чужим человеком?
– Этот ваш любящий жульничать партнер сейчас спускается по улице, – сказала Юджиния, выглянув в окно. – Он, наверное, ходил в конюшню проведать Мендозу.
– Хорошо. Может быть теперь, когда ты снова на ногах, я смогу уговорить его вернуться к работе в шахте.
– Что вы имеете в виду?
– Он почти не выходил из этой комнаты с тех пор, как привез тебя после перестрелки. Ты разве не знала?
Дженна нахмурилась и стала грызть ноготь на большом пальце.
– Я почти все время спала. Он и ночью здесь оставался?
– Насколько я знаю, да.
Обкусав ноготь большого пальца до крови, Юджиния перешла к указательному, раздумывая, зачем Макколи понадобилось так поступать.
– Интересно, что об этом думает его сестра.
Рембрандт усмехнулся.
– Сдается мне, Маура слишком счастлива тем, что Бренч увлекся достойной молодой леди, чтобы быть чересчур строгой.
– Она зря теряет время, если надеется свести меня с Макколи. Может, нам лучше поменяться местами… на случай, если он вдруг зайдет.
Рембрандт поднял взгляд от доски и внимательно посмотрел на молодую женщину.
– Тебе еще нельзя вставать с постели?
– Вы ведь не станете меня выдавать, правда? Этот ваш партнер больше подходит на роль грозного сержанта, чем няньки.
Расхохотавшись от души, старик отрицательно покачал седой головой.
– Мне бы не хотелось, чтобы тебя посадили на гауптвахту, –
– Настолько приятно, что можно простить мне один нескромный вопрос? Как вы оказались в одной команде с наемным стрелком?
Рембрандт поднял бровь, но улыбка не исчезла с его лица.
– Бренч сложный человек. Не спеши судить его, милая.
Детский крик заставил Дженну снова посмотреть в окно. На улице двое мальчишек мутузили друг друга кулаками. Маленькая собачонка вертелась у них под ногами, щелкая зубами и лая.
– Трус! – кричал один.
– Сам ты трус!
Бренч подошел к мальчишкам как раз в тот момент, когда они упали в грязь и скатились в лужу.
– Хватит, хватит, так споры не решают.
Заслышав голос Бренча, Рембрандт встал и тоже подошел к окну. Бренч, вытянув руки, держал мальчишек подальше друг от друга.
– Так, – сказал он, – и что же вы не поделили?
Ни тот ни другой, похоже, не горели желанием объяснять что-либо. Мальчишки лишь таращились на Макколи расширенными от страха глазами. Бренч ослабил хватку и присел на корточки между ними. У того, что повыше, были светлые волосы, у второго – темные. Оба были босоногими и перепачканными в грязи. Бренч вытер чумазую щеку светловолосого:
– Тут будет синяк. Думаю, мама не слишком этому обрадуется.
Мальчик кивнул, ковыряя носком грязь в луже.
– Это Чарли виноват.
– Неправда! – возразил Чарли.
– Правда.
– Нет.
Бренч отвернулся, и Дженна улыбнулась, зная, что он старается сдержать смех.
– Это все он виноват, мистер Макколи. Он предложил мне подбежать к вам и дотронуться до вашего «миротворца», а когда я отказался, он назвал меня трусом.
Улыбка сползла с лица Бренча, и он поднялся на ноги.
– Зачем ты предложил ему это сделать, Чарли?
Мальчик повесил голову.
– Я не хотел ничего дурного, сэр. Просто… Ну, все знают, что вы наемный стрелок.
Бренч снова присел на корточки между мальчишками.
– Вы меня боитесь?
Оба молчали, и тогда Макколи сказал:
– Мне было бы жутко неприятно узнать, что кто-то из детей меня боится. Я – человек, такой же, как ваш папа или другие люди.
– Но вы убиваете людей, – возразил светловолосый. – И вы ничего не боитесь.
Бренч с минуту внимательно смотрел на мальчиков, потом огляделся по сторонам и, пригнувшись, прошептал им что-то, чего Дженне не удалось расслышать. Глаза мальчиков стали круглыми, как солнце, что светило над головой.
– Правда?
– Ой, да вы просто шутите над нами!
– Нет, мальчики, не шучу. Я вам вот еще что скажу: чтобы совершать обдуманные поступки, требуется больше храбрости, чем на необдуманные.
Дженна по тону поняла, что Рембрандт улыбается:
– Таков Бренч. Ему претит насилие, как это ни странно.