Соблазненная роза

Филлипс Патриция

— Розамунда моя жена. И имеет полное право разделить со мной походные тяготы, — холодно процедил он, разворачивая Бланш лицом к выходу. — Отправляйся, я провожу тебя к твоей лошади.

Бланш обернулась к нему и яростно прошипела:

— Погоди, миленький, так просто тебе от меня не избавиться… Или забыл, какая сладкая у меня любовь? Другие женщины мне в подметки не годятся, потому что не знают моих секретов.

Генри и опомниться не успел, как рука его обхватила холмик ее груди… он и сам не понимал, как это случилось… она тут же крепче прижала его ладонь. Генри отпрянул от нее, будто от огня, тогда Бланш распахнула свое пурпурное одеяние: ее молочной белизны, соблазнительно округлое тело словно светилось изнутри. Генри закрыл глаза… неожиданно открывшиеся ему прелестные формы заставили его остро возжелать Бланш, и она, конечно же, ни на миг не усомнилась

в своей власти.

— Ну признайся честно… разве ты не хочешь меня? — спросила она, с торжествующим видом к нему приникая.

Генри вжался в стену, голова его слегка гудела, будто он выпил чересчур много вина. Ноги налились тяжестью, он не мог сдвинуться с места, как будто его навеки приковали к этой женщине. Она нежно его ласкала, пробравшись руками под халат… пот градом катился с Генри. Он вдруг почувствовал страшную слабость, а Бланш нашептывала и нашептывала какие-то странные непонятные слова, и они словно мерный стук барабана звучали в его ушах. Завораживающий голос Бланш становился все громче и уверенней, нагоняя на него сонную одурь, и, прежде чем ей окончательно поддасться, Генри вдруг понял, что над ним творят какие-то бесовские заклятия…

Невероятным усилием воли он преодолел надвигающееся забытье…

— Поди прочь… бесстыжая! — закричал он, и ему показалось, что над ним сгущается липкая мгла… сердце его колотилось как бешеное, колени дрожали. И тут из ближайшей к ним бойницы для стрел потянуло резким пронизывающим холодом — голова у Генри сразу стало ясной.

Лицо Бланш, искаженное злобой, окутал зыбкий мрак, Генри видел только ее рот с хищными белыми зубами, снова и снова бормотавший колдовские слова.

— Прочь отсюда, — снова крикнул Генри, изо всех сил сопротивляясь пагубным чарам. Он метнулся к Бланш и вскинул руку, чтобы нанести удар, но кулак его рассек пустой воздух. Весь дрожа, Генри оперся спиной о стену и стал истово креститься, пытаясь осмыслить только что увиденное чудо: Бланш исчезла. Он внимательно осмотрел коридор: никого. Никаких следов, точно ее тут и не было, лишь аромат ее духов витал в воздухе, к коему примешивался куда менее приятный запах серы.

Что же это такое, — может, он спит? Но Генри точно знал: он находится в пустом, холодном, темном коридоре. Темном… Генри с удивлением заметил, что светильник над его головой почему-то потух, и теперь коридор был освещен лишь слабым лунным светом, проникавшим в узенькие бойницы.

Нетвердым шагом Генри направился дальше, лак и не поняв толком, что же такое с ним приключилось. Единственное, в чем он был уверен, — так это в том, что не желает больше испытывать подобные ужасы. Розамунде он решил ничего не говорить, не хотел признаваться, что худшие ее опасения насчет Бланш подтвердились. Генри все еще била дрожь, и гудела голова. Значит, столь смешившие его слухи о том, что Бланш знается с нечистой силой, были отнюдь не праздными. Нравится это ему или нет, «темные» крестьяне были правы: его бывшая любовница — самая настоящая ведьма!

Едва не лопаясь от ярости, Бланш отперла свою секретную комнату, слыша, как из углов несутся завывания знакомых голосов. Она чувствовала себя окончательно уничтоженной. Значит, та шлюха в спальне Генри была Розамундой! Вернулась-таки… Бланш понимала, что допустила непростительный промах — нужно было получше сосредоточиться и прояснить изображение женской фигуры. А она вместо этого помчалась в Рэвенскрэг — поскорее снова увидеть своего Генри… Вот и насмотрелась.

Злые слезы побежали по ее бледным щекам. Только ли злые? В глубине души Бланш понимала; что они вызваны и другим чувством. Поначалу она и правда действовала по холодному расчету, просто хотела заполучить могущественного лорда, но потом вдруг поняла, что любит его. Сердце ее разрывалось от боли, совсем как у тех дурочек, которые приходили к ней клянчить приворотные снадобья, чтобы вернуть своих непутевых кавалеров. Как она над ними насмешничала, как отчитывала за глупость!..

Бланш бессильно прислонилась к двери. Кому-кому, а ей стыдно плакать из-за мужчины. Кто здесь может с нею тягаться? И как только эта девка, эта беспутная Розамунда посмела опять встать у нее на пути? Что же такое произошло, ведь эта тварь давно должна была умереть? Бланш видела однажды в своем котле, что та валяется со связанными руками и ногами в каком-то грязном шалаше. Как же ей удалось спастись?

Слезы никак не унимались, мало того, — вот что значит слабость! — Бланш вдруг ощутила мучительные уколы совести… Да уж, на какие только подлости она ради Генри не пошла… Опаивала его, врала, даже решилась на убийство…

и все равно он не ее. Какая ненависть была на его лице, когда она остановила его в коридоре! Ненависть и отвращение.

Бланш расправила плечи и провела рукой по пурпурному подолу платья. На этот раз она даже не стала переодеваться в свой расшитый серебряными позументами черный балахон. Сегодня она не нуждается в всдьминском одеянии, она и так может сотворить любое черное волшебство… Если Генри ее не любит, пусть его любовь не достанется никому. Пусть сей могущественный лорд знает, что с нею тягаться силой бесполезно.

Почувствовав новый прилив злобы, она стиснула руки и вступила в магическое пространство пентаграммы, начертанной на полу. Как же она могла допустить, чтобы эта жалкая девчонка украла у нее возлюбленного? Слишком полагалась на своих соглядатаев: на этого дурачка Хоука, которого Генри с позором выгнал за вероломство, на всех этих пустоголовых горничных, которые вымаливали у нее волшебные мази, а потом ее же и поносили. Однако последнее слово все равно останется за ней, за Бланш Помрой, потому что у нее есть сокровище, которого нет больше ни у кого…

Бланш извлекла из тайника волшебную книгу и открыла на особо помеченных строках. Она спешно начала заполнять котел и толочь порошок, на ходу бормоча заклятия. Теперь нужно было бросить порошок в воду, и самые сильные из известных ей чар начнут действовать… Она медлила, снедаемая любовью… Сумеет ли она отвадить Генри от Розамунды? И есть ли хоть крошечная надежда на то, что она заставит его вернуться?

Голоса во мраке заверещали сильнее, будто поощряли ее…

Она, сморщившись, взяла щепотку ужасного порошка, состоявшего из сушеной гадючьей крови, толченых языков жаворонков и еще дюжины всяких мерзостей, и, решившись наконец, швырнула его в мутную зеленую воду. Черный порошок вспенил ее, заставив дымиться. Ни на миг не отрывая глаз от густой пелены, Бланш произнесла строчку, вписанную тонкой вязью в конец страницы: «Покуда жива Бланш, Розамунде не познать более радости от Генри, а Генри не познать радости от Розамунды».

Бланш почувствовала, как волшебная сила проникает в ее жилы, наполняет сердце и мозг… И вот уже в зеленоватых клубах проступили ненавистные ей растерянные лица этих двоих. Значит, их еще настигнет беда! Бланш торжествовала. Уж она постарается, чтобы гадание сбылось! Эту мерзавку следует проучить… за то, что посмела украсть у нее Генри. И его тоже ждет расплата — за то, что посмел полюбить другую. Бланш продолжала зачарованно смотреть в котел… В медленно клубившейся дымке помимо воли и желания самой гадальщицы замелькали искаженные лица умирающих солдат — она в ужасе отшатнулась. И вдруг одно лицо проступило особенно ясно — Бланш явно видела раньше этого светловолосого великана… Ну да, именно он был рядом со связанной Розамундой. По прежним гаданиям точно выходило, что он навсегда увезет из Рэвенскрэга проклятую разлучницу. «Стивен», — вдруг подсказал ей внутренний голос. Ну что же, он и станет в ее руках орудием страшной мести… Бланш твердо знала, что ее проклятие уже действует, и оно будет в силе — пока жива сама Бланш. Но вот в дымке показалась какая-то дорога, на ней толпилось целое войско… и еще дорога… дорожные столбы мелькали так быстро, что невозможно было прочесть названий… мост через реку, в которой плавают — точно охапки циновок — мертвые солдаты… летит косой снег, и деревья гнутся от ветра. И тут ей прозвучало последнее слово — Тайтон. Потом все исчезло. Напрасно она пыталась поднять над котлом клубы дыма — вода бурлила совсем тихо. Бланш в изнеможении рухнула на пол, извиваясь от боли и отчаяния… ведь минуту назад она обрекла на верную смерть того, кого так любила!

Через час из Эндерли выехал посыльный, которому было велено во что бы то ни стало разыскать некого Стивена. Бланш успела углядеть в своем видении, что он жил теперь в лесу рядом с пустошью Бингли. Своему слуге Бланш приказала упредить этого человека, что Рэвенскрэг направляется к своим солдатам и проедет неподалеку от бивака Стивена, и еще велела передать, что лорд не вооружен и с ним всего несколько слуг. Сердце подсказывало ей, что этот белобрысый крестьянин разделил ее участь: ему тоже не досталось того, что было по праву предназначено. И еще Бланш знала, что судьба этого парня каким-то непостижимым образом сплетена с судьбой Генри и Розамунды. Каким именно, Бланш уже не волновало. С нее довольно страданий. Скорее покинуть эти стены — всласть набегаться по вересковым пустошам, по проступающим сквозь густую поросль каменным гребням, вволю поохотиться. И навеки забыть того, кто носит это ненавистное отныне имя — Генри Рэвенскрэг.