Соблазнительный дьявол
Шрифт:
То, как мое сердце стучит рядом с ней, ново и непривычно, но, кажется, я начинаю понимать, что это значит.
33. ДЕВЛИН
Проходит неделя блаженства, когда мы с Блэр обвиваем друг друга каждую минуту, когда она дома.
Я дошел до того, что спросил, хочет ли она, чтобы я поехал с ней, когда она навещает свою маму в больнице каждый второй день после школы. Возможно, это глупая идея, но я хочу быть с
Потом мы ужинаем, когда мои родители ни с того ни с сего возвращаются домой. Без предупреждения и вторгаются в мой пузырь с Блэр.
Вилка останавливается на полпути к моему открытому рту, когда мама и папа стоят на входе в кухню, бросая свои вещи и не обращая на нас внимания.
Блэр бросает неуверенный взгляд с моих родителей на меня. Я удивлен не меньше, чем она, раньше такого тоже не случалось.
— Мам. — Я прочищаю горло, откладывая вилку. — Ты дома.
Папа бросает презрительный взгляд на кухонный остров, где мы с Блэр сидим бок о бок на наших обычных табуретках. Он выходит из комнаты, не говоря ни слова, его шаги гулко отдаются по лакированным стоякам, ведущим наверх.
Мама хмуро смотрит ему вслед, выражение ее лица прищурено. — Здравствуй, сынок.
С отточенной эффективностью она целует меня, направляясь мыть руки в раковине. Когда она заканчивает, она берет бутылку с водой из холодильника и выходит из комнаты.
Они совсем не поприветствовали Блэр.
— Хм, — говорит Блэр после того, как захлопывается дверь наверху. — Так это твои родители?
— Да. — Я потираю челюсть, вонзая вилку в курицу на своей тарелке. — Поздравляю, ты стала свидетелем счастливого воссоединения номер тридцать восемь.
Голова Блэр дергается назад от моего едкого тона. Ничего не могу с собой поделать. Мои родители всегда навевают на меня такое мрачное настроение.
— Извини. Заканчивай, а потом мы пойдем готовиться к экзаменам.
Кажется, она хочет поговорить еще, но кивает и возвращается к ужину. Ее обеспокоенные взгляды в мою сторону заставляют мой позвоночник напрячься, пока я сижу молча.
После ужина тарелки звенят, когда мы ставим их в раковину. Мы поднимаемся в мою комнату и проводим час на полу, просматривая разложенные флэш-карты, которые Блэр сделала для экзамена по английскому. Когда уже поздно, она бросает тоскливый взгляд на кровать.
— Сегодня я вернусь в другую комнату.
Она уже несколько недель не называла эту комнату своей спальней и тем более не спала в ней. Мы жили в идеальном коконе, пока не появились мои родители и я не хочу спать без нее в своей постели. Мне лучше спится, когда я обнимаю ее.
— Им все равно. Ты можешь оставаться здесь, если хочешь.
— Все равно. Я не знаю, как провести весь этот неловкий разговор «Привет, я Блэр, и я сплю в кровати твоего сына уже несколько недель». Среди… других вещей.
Блэр становится красивого розового цвета, я притягиваю ее к себе и глубоко целую. Когда мы расстаемся, ее глаза темнеют, зрачки расширяются, а ресницы трепещут.
Меня
Блэр дарит мне мягкий, застенчивый смех. — Смирись с этим. Ты выживешь.
— Но какой ценой? — Я прижимаюсь к ее боку.
Она толкает меня с кривой ухмылкой. — Спокойной ночи.
Блэр собирает свои флеш-карты и берет с тумбочки мягкую обложку, которую она читала, прежде чем выйти из комнаты. Я смотрю на закрытую дверь после ее ухода, желая, чтобы мое извилистое сердце успокоилось.
— Глупый, — бормочу я про себя, поднимаясь на ноги.
Подойдя к одной из панелей шкафа, я открываю ее и достаю страницу журнала, на которой написано наше соглашение о контракте. Мои пальцы проводят по нему, прослеживая, где Блэр подписала свое имя.
Теперь, когда я поймал ее, могу ли я удержать ее?
Или контракт — это единственное, что удерживает Блэр рядом со мной? Интересно, уйдет ли она, если я разорву его?
Два дня я ждал, что мои родители скажут что-нибудь — что угодно. Это то, что должны делать родители, но они этого не делают. Присутствие Блэр в доме почти не признается, и она нервничает, когда мы все находимся в одной комнате.
Меня это раздражает.
— Промежуточные экзамены на этой неделе? — спрашивает папа, попивая кофе, когда я спускаюсь вниз.
Я ворчу в ответ, наливая себе кружку.
— Ты готов?
Моя хватка на кружке становится белоснежной, когда я выдавливаю из себя: — Да.
Отец хмыкает, успокаиваясь. Все, о чем он заботится, — это чтобы я сдал экзамены для поступления в медицинский. У нас нет отношений между отцом и сыном, у нас нет никаких отношений, которые можно было бы спасти, насколько я понимаю.
Я должен буду стать тем, кто перережет нить, на которой держался последний клочок надежды на то, что мы сможем стать настоящей семьей, но у меня не хватит сил.
Блэр входит в кухню, проскальзывая туда с бесшумной незаметностью. Возможно, если она будет шуметь, мои родители смогут с ней поговорить.
— Хочешь кофе?
Бросив взгляд на моего отца, она кивает. Я хочу устало вздохнуть. Это не тот боевой дух, который я люблю. Я наливаю ей кофе и передаю кружку.
Атмосфера на кухне хрупкая и враждебная, мой вечный базовый уровень гнева невозможно контролировать, когда мои родители дома.
— Мистер Мерфи? — Папа не подает признаков того, что слышит Блэр. Она облизывает губы. — Не могли бы вы передать сахар?
Он стоит у папиного локтя и он подталкивает его в сторону Блэр, но ответа нет.
— Спасибо, — говорит Блэр после того, как становится ясно, что он не заинтересован в разговоре.
— Всегда приятный по утрам, не так ли, старик? — усмехаюсь я.
— Энергия, потраченная впустую, — это энергия, не потраченная на важные открытия.
Глаза Блэр выпучиваются. Горячий ожог смущения ползет по моему позвоночнику.