Соблазны бытия
Шрифт:
– Неужели семейство Литтон так уж интересно?
– Боюсь, что мы очень интересны. Кому не захочется узнать, какие тайны скрывались за фасадом респектабельного семейства? Достаточно обнародовать историю о встрече твоей матери с Гитлером. А история с новорожденным младенцем матери Барти? Чем не роман ужасов? Только представь, какая чудовищная была бы это сенсация.
– Да. Сколько же страшных моментов пришлось ей пережить. Бедная мамочка! Бедная Сильвия! Боже мой…
– Легкой жизнь твоей матери не назовешь. А теперь представь, как все это может быть подано. Селия Литтон, которая
Венеция посмотрела на него и впервые улыбнулась. Улыбка получилась кривой и очень сексуальной.
– Бой, если мама не пропускала ни одного события, думаешь, там нет ничего о тебе?
– Если ты имеешь в виду мои похождения, конечно, они все там расписаны. Думаю, там, как в настоящей хронике, есть всё, в том числе и наш спешно заключенный брак.
Венеция вздрогнула:
– Если ты когда-нибудь заметишь, что я веду дневник, задави это в зародыше. Слышишь? Ох, Бой. Какой ужас! Какой жуткий ужас!
Иззи тоже проснулась, думая о дневниках. Она не спала почти всю ночь. Судя по тому, что она узнала от подвыпивших Нони и Лукаса, дневники Селии описывали практически все события. Значит, там содержится и ее история с Китом, история с Генри… Ее беременность. И аборт.
– Боже мой… – прошептала Иззи, садясь на постели и откидывая волосы с лица.
Ник тоже проснулся и недоуменно посмотрел на нее:
– Ты что, Иззи? Смотри, какая рань. Не спится?
– Прости, что разбудила. Дрянной сон приснился. Спи.
– Может, тебе плохо после вчерашнего вина?
– Со мной все нормально. Спи.
Как хорошо, что она рассказала Нику раньше, чем обнаружились эти дневники. Иззи было страшно даже представить, как бы все это выглядело, если бы она смолчала. Но все равно в дневниках Селии полно других крайне опасных откровений…
Иззи встала, тихо спустилась вниз, чтобы заварить себе чаю.
– Доброе утро, Изабелла.
– Доброе утро, папа. Тебе тоже не спится?
– Я почти не спал. Мысли… мысли. – Себастьян улыбнулся дочери, но его синие глаза были очень печальными.
Иззи порывисто обняла отца:
– Папа, я понимаю. Для тебя сегодня нелегкий день.
– Очень тяжелый. Я то ощущаю ее совсем рядом. А потом – невыразимо далеко.
Иззи произнесла обычные слова сочувствия, понимая всю их бесполезность. Рассказать отцу или нет? Пожалуй, лучше рассказать.
– Папа, я вчера узнала… о дневниках Селии.
– Ты узнала? – Себастьян был явно напуган. – Кто тебе рассказал?
– Лукас.
– А он, черт его побери, откуда узнал? Адель клялась мне, что никому ни слова.
– Насколько я поняла, он подслушал ее телефонный разговор. И вот так, слово за слово. Он вчера здорово выпил… Да и мы были не лучше.
– Сколько же вас было?
– Боюсь, что достаточно.
Иззи рассказала, как все происходило. Себастьян поморщился и, как с ним бывало в минуты сильного расстройства, запустил пальцы в волосы:
– Боже
– Папа, пожалуйста, не надо ему ничего говорить. Какой смысл? Тайна выпорхнула, и ты ее уже не вернешь под замок.
– Увы, ты права, – вздохнул Себастьян. – Изабелла, я не склонен излишне драматизировать случившееся, но я считаю эти дневники очень опасными. Думаю, их надо уничтожить. Даже уверен.
Самочувствие проснувшейся Клементайн было ужасным. Этот громадный ребенок занимал не только ее чрево, но и все тело. Его ноги упирались ей в ребра, голова давила на бедра, а руки и ноги целыми сутками молотили по животу, мочевому пузырю и даже груди. И еще говорят, что беременность – это прекрасная пора. А ведь она мечтала иметь много детей. Нет, хватит с нее одного. Ужаснее всего, что на протяжении всех месяцев беременности тошнота так и не прекращалась. Боже, до чего же она устала.
Правда, вчера она почувствовала прилив сил и даже сходила с Китом на прогулку. А сегодня опять еле шевелится. Жаль, что они не поехали в Лондон вчерашним вечером. Она хотя бы успела отдохнуть от поездки. Клементайн представила, как ей придется сидеть в такси, затем в поезде и снова в такси. И приедут они почти впритык. Когда же у нее будет время отдохнуть?
Она даже радовалась, что Кит не видит ее в таком состоянии. Помимо гигантского живота, у нее отекли руки и ноги. Даже лицо стало неприлично пухлым. Врачи утверждали, что все это нормально, но Клементайн начинала сомневаться.
А тут еще эта чудовищная история с обнаружившимися дневниками. Кит стал сам не свой. Он весь вечер не мог оправиться от потрясения. Отчасти Клементайн понимала его состояние. Одно дело просто знать, что твой отец был не мужем, а любовником твоей матери, а ты сам чуть не женился на сводной сестре. И совсем другое, когда эти тайны во всех подробностях, черным по белому, записаны на страницах дневников и могут оказаться доступными чужим глазам. Клементайн пыталась успокоить его, говоря, что тайны дневников не выйдут за пределы семьи. Но Киту почему-то казалось, что с дневниками обязательно что-то случится.
– Это ведь такое искушение, – без конца повторял он. – Кто бы их ни нашел. Не нужно быть особо умным, чтобы понять: мамины дневники – они как ящик с динамитом.
– Ты уверен? Думаешь, людям так уж интересны тайны вашей семьи? У вас ведь нет известности кинозвезд.
– Клемми, ты видела список приглашенных на завтрашнюю службу? Пусть мы и не кинозвезды, но мою мать хорошо знали во многих лондонских кругах, не только в издательском мире. После завтрашнего события ее имя снова будет на устах. Нони мелькает на обложках многих журналов. Ее имя не сходит со страниц светской хроники. Имя моего отца тоже постоянно где-нибудь да упоминается. «Литтонс» далеко не последнее издательство в Лондоне. Все помнят историю с завещанием Барти и возвратом акций. Не забылся еще и скандал с романом «Оленья гора». Какая-нибудь газета или журнал с радостью опубликовали бы мамины дневники. Даже издательства ими не побрезговали бы.