Соблазняй и властвуй

Уильямс Кэтти

Элизабет кивнула, смирившись с судьбой.

– А днем вы обычно свободны, я правильно понимаю? – продолжал Андреас.

Она снова кивнула, на этот раз задумавшись о том, каково будет работать на него. Она представляла его исключительно в роли сурового надзирателя, что бы он ни говорил по поводу собственной прогрессивности.

Тут она осознала, что снова глубоко задумалась. Как-то раз он прилетел на вертолете, словно хищная птица, чтобы нарушить мирный ход ее жизни. Сегодня Андреас прибыл на машине – она видела во дворе его холеный спорткар, – но отнюдь не выглядел усталым после долгой дороги.

Был свеж как огурчик. На нем были брюки кремового цвета и светло-голубая рубашка, которая оттеняла смуглый тон его кожи.

Две верхние пуговицы были расстегнуты. Элизабет отвела взгляд от его груди и принялась рассматривать его загорелые и мускулистые руки. Запястье левой украшали массивные золотые часы. Очень дорогие часы, принадлежащие очень богатому мужчине, – Элизабет наконец вернулась с небес на землю и вспомнила, почему вообще здесь оказалась.

– Обычно в это время я отвечаю на письма, – произнесла она. – Иногда копаюсь в саду.

– Да, я знаю. Джеймса умиляет ваш интерес к садоводству. Что за письма?

– Друзьям. Я всегда старалась поддерживать контакты с теми, кто уехал из Лондона – за границу или просто в провинцию.

– Мужчина?

Элизабет вспыхнула:

– Нет. А что, это имеет отношение к делу?

Андреас ничего не ответил, но ему не терпелось подробнее остановиться на этом вопросе. Наверное, ее скрытность подогревала его любопытство. Элизабет носила совершенно бесформенную одежду, на первый взгляд из секонд-хенда, но должно же под ней находиться хоть какое-то тело. Правда, каково оно, Андреас не имел ни малейшего представления, – очень уж умело оно было скрыто. Большая грудь – это, по крайней мере, было заметно. Андреас невольно опустил глаза: больше пригоршни и хорошей формы. Тут он опомнился.

– Все имеет отношение к делу, – отрезал он. – Запомните это, а также то, что мы теперь работаем вместе. Утро вы по-прежнему будете проводить с Джеймсом, но с половины второго до пяти я жду вас у себя. Иногда может понадобиться поработать сверхурочно, но такие случаи мы оговорим отдельно.

– Сверхурочно?

– Ваш бывший босс сказал, что с этим обычно не возникало проблем.

– Мне нужно свободное время, – возразила Элизабет. – Мне иногда хочется прогуляться в деревню или…

– Для этого есть выходные. – Андреас наклонился и одарил ее суровым взглядом. – Я не знаю, зачем вы в действительности приехали, но нельзя не отметить, что вы неплохо устроились – получаете в два раза больше, чем в Лондоне, а работаете вполовину меньше. И конечно, за работу на меня я буду вам платить отдельно.

Он назвал сумму, и Элизабет изумленно распахнула глаза.

– Это невозможно, – пробормотала она.

– Почему же?

– Это… это слишком много.

Он внимательно изучал ее порозовевшее лицо, но она смотрела на него абсолютно открыто.

– Вы считаете, я вам переплачиваю? По-моему, вы с ума сошли.

Почему-то ему даже в голову не пришло, что Элизабет блефует. Он уже устал напоминать себе, что никому нельзя верить. Состояние Джеймса велико, и, хотя сам Андреас на него не претендовал и несколько лет назад добился, чтобы крестный вычеркнул его имя из завещания, он считал своим долгом проследить, чтобы оно не попало не в те руки. И потенциальная обладательница

этих самых рук только что отказалась от повышения зарплаты. Была в этом хоть какая-то логика?

– Я бы заботилась о Джеймсе, даже если бы он мне не платил, – сказала Элизабет.

Почти все деньги, которые она получала, она клала на счет в банке, который открыла в один из своих визитов в город. Стремление как можно меньше тратить словно бы уменьшало ее чувство вины за то, что она вообще их берет. Возможно, потом, когда она наконец расскажет ему, кто она такая, она вернет всю сумму.

– В общем, мне не нужны еще деньги. В конце концов, мне даже не на что их потратить, – смущенно закончила Элизабет. – Я же не покупаю дорогую одежду, украшения и все такое…

– Трудно в это поверить. Все женщины любят дорогую одежду и украшения. – Андреас смерил ее оценивающим взглядом. – Ну хорошо, возможно, не все. И это заставляет меня полюбопытствовать: а на что же тогда вы тратите свои деньги? На прошлой работе вам вполне неплохо платили. Вероятно, у вас на счете кругленькая сумма на черный день.

Элизабет не знала, как быть. Ей хотелось выкрикнуть, что состояние ее финансов – не его дело. Но Андреаса подобные заявления никогда не останавливали. Кроме того, он вышел на тропу войны и был полон решимости расколоть ее как орех и найти подтверждение собственным подозрениям – в этом состоянии ее скрытность может только завести его еще больше.

– У меня есть некоторые сбережения, но не слишком много, – ответила она. – Когда мама заболела, она ушла с работы. К ней там относились с большим пониманием, но это была маленькая компания, и они не могли продолжать ей платить. Потом она стала слишком слаба и вообще не могла ничем заниматься, и мы жили только на мою зарплату.

– Разве это не покрывается страховкой? – Андреасу не пришлось слишком уж напрягать воображение, чтобы подумать об этом: если бы не щедрость Джеймса, он сам познакомился бы с общественными службами и со всем, что они могли предложить.

– Мама была очень горда и не хотела ничего просить у государства. Так что наших денег едва хватало на самое необходимое. А когда что-то оставалось, я покупала ей что-нибудь. Она очень любила ходить по магазинам. Она пыталась научить меня следовать моде, но ничего не вышло. Книги мне всегда были интереснее. Я хотела учиться в университете, но в наших обстоятельствах это было невозможно. – «Боже мой, что это я несу?» – Так что, как видите, скопить на черный день не было возможности. – Элизабет не стала говорить о том, что последние деньги ушли на похороны, ей даже пришлось выехать из дома, который они снимали вдвоем с матерью. Впрочем, ей одной он был и не нужен. – Что, как я полагаю, делает меня подозрительной в ваших глазах.

– Чем вы хотели заниматься в университете?

Элизабет опешила.

– Юриспруденцией. Хотя не знаю, хватило бы мне ума, – признала она, и это напомнило Андреасу, что они опять отошли от темы.

– Самокритика снижает продуктивность, – сухо произнес он. – Можно делать то, для чего мы предназначены, или же бесцельно слоняться, стенать и обвинять весь мир в том, что нам недостаточно сил даже просто встать и пойти.

– Я никогда никого не виню в том, что происходит в моей жизни.