Собор Святой Марии
Шрифт:
Кюре положил деньги в кассу и сделал запись в книге о том, что произошло той ночью. Уже совсем рассвело, и они отправились к замочнику, чтобы тот снова поставил замки. В ожидании, когда можно будет закрыть кассу, отец Альберт обнял Арнау за плечи. Только сейчас он вспомнил, как мальчик сидел у повозки, на которой висел казненный Бернат. Священник попытался прогнать мысли о поджоге тела. Ведь Арнау всего лишь ребенок!
Посмотрев на Святую Деву, кюре мысленно обратился к ней: «Страшно подумать, что было бы, если бы Бернат сгнил на городских воротах! Арнау всего лишь мальчик,
— Я считаю, — неожиданно произнес кюре, — что вы могли бы принять Арнау Эстаньола в свою общину.
Рамон улыбнулся. Когда все успокоились, он тоже подумал о мальчугане. Остальные, включая самого Арнау, посмотрели на священника с удивлением.
— Он еще ребенок, — заметил один из грузчиков.
— Он слабый. Как он сможет поднимать тюки или камни? — спросил другой.
— Он очень молодой, — поддакнул третий.
Арнау смотрел на них широко раскрытыми глазами.
— Все, что вы говорите, правильно, — ответил кюре, — но ни его рост, ни его молодость не помешали ему защищать ваши деньги. Если бы не он, касса осталась бы пустой.
Некоторое время бастайшивнимательно смотрели на Арнау.
— Я думаю, что мы все-таки попробуем, — произнес наконец Рамон, — и если Арнау не подойдет…
Кто-то из присутствующих поддержал Рамона.
— Хорошо, — сказал после паузы один из старшин общины, глядя на двух остальных (никто из них не возразил), — примем парнишку с испытанием. Если в течение трех следующих месяцев он покажет себя, мы зачислим его в общину. Будет получать столько, сколько заработает. Возьми, — добавил он и протянул Арнау кинжал мальоркийца, который все еще оставался у него. — Вот твой кинжал грузчика. Отче, запишите его в книгу, чтобы у мальчика не было никаких проблем.
Арнау почувствовал, как кюре сжал его плечо. Не зная, что сказать, он просто благодарно улыбнулся. Он, Арнау, бастайш!Если бы его видел отец!
18
— Кто это был? Ты его знаешь, мальчик?
На площади все еще слышался топот и крики солдат, которые гнались за Арнау, но Жоан не обращал на них внимания: треск горящего тела Берната стоял в его ушах.
Офицер ночной охраны, подойдя к месту казни, крепко тряхнул Жоана и повторил вопрос:
— Ты его знаешь?
Но Жоан не сводил глаз с факела, в который превратился тот, кто согласился стать его отцом.
Офицер снова затряс мальчика, пока не добился своего: Жоан повернулся к нему. С отсутствующим взглядом, стуча зубами, он непонимающе смотрел на офицера.
— Кто это был? Почему он сжег твоего отца?
Жоан даже не слушал его. Он дрожал всем телом и молчал.
— Он не может говорить, — вмешалась женщина, которая сказала, чтобы Арнау бежал. Ей чудом удалось вытащить Жоана из пламени, которого как будто парализовало. Конечно, она узнала в Арнау мальчика, просидевшего весь вечер возле повешенного. «Если бы я посмела сделать то же самое, — подумала она, — тело моего мужа не гнило бы на стенах города, пожираемое птицами». Да, этот мальчуган
— Я должен знать, кто поджег труп, — твердил офицер. Он повернулся к людям, смотревшим на обгоревшее тело Берната.
— Что вам еще надо? — пробормотала женщина, заметив, что у Жоана начинаются судороги. — Этот ребенок до смерти напуган, к тому же он голоден.
Взгляд офицера скользнул по лицу мальчика, и он, чуть помедлив, кивнул головой. Голод! Он и сам потерял своего малолетнего сына: ребенок начал терять в весе, пока его не унесла обычная лихорадка. Его жена обнимала ребенка точно так же, как эта женщина обнимала испуганного мальчика. Он видел, как она плакала и как мальчик пытался спрятаться у нее на груди…
— Отведи его к себе домой, — сказал офицер, обращаясь к женщине.
«Голод, — пробормотал он, снова поворачиваясь в сторону горящего тела Берната. — Проклятые генуэзцы!»
В Барселоне рассвело.
— Жоан! — крикнул Арнау, открывая дверь.
Пэрэ и Мариона, сидевшие на первом этаже у очага, жестом показали, чтобы он молчал.
— Он спит, — тихо произнесла Мариона.
Жоана привела домой женщина, и она же рассказала обо всем, что произошло на площади. Старики ухаживали за мальчиком, пока тот наконец заснул, а потом присели к теплому очагу.
— Что с ними будет? — спросила Мариона у мужа. — Без отца Арнау не продержится в конюшнях.
«А мы не сможем их содержать», — с грустью подумал Пэрэ. Они не могли позволить себе оставить братьям комнату без оплаты и кормить их.
Пэрэ удивился блеску в глазах Арнау. Только что казнили его отца! Кроме того, он его поджег, как рассказала им женщина. Откуда взялся этот блеск?
— Я теперь бастайши,— объявил Арнау, протягивая руку к скудному ужину, оставшемуся на блюде со вчерашнего вечера.
Старики переглянулись, а потом посмотрели на мальчика, который с жадностью ел, сидя к ним спиной. Как он был голоден! Недостаток хлеба сказался на его здоровье, как и на здоровье всех детей Барселоны. И этот худенький парнишка собирается носить тяжести?
Мариона покачала головой, бросив недоуменный взгляд на мужа.
— Бог его знает, — ответил ей Пэрэ.
— Что вы говорите? — спросил Арнау, поворачиваясь к ним с набитым ртом.
— Ничего, сынок, ничего.
— Я должен идти, — сказал Арнау, взяв кусок черствого хлеба и откусив от него. Желание расспросить о том, что было на площади, было подавлено ожиданием увидеться со своими новыми товарищами. Помедлив, Арнау решительно произнес: — Расскажите обо всем Жоану, когда он проснется.
В апреле начинался сезон мореплавания, прерванный с октября. Дни становились длиннее, большие корабли прибывали в порт и вскоре покидали его, и никто: ни хозяева, ни судовладельцы, ни лоцманы — не желали оставаться в опасном порту Барселоны больше, чем это было необходимо.