Собор
Шрифт:
— Попробуйте филейчика, друг наш, — сказала г-жа Бавуаль, войдя с бутылкой в руках.
— Нет, благодарю.
— А вы, господин аббат?
Аббат Плом поклонился и покачал головой:
— Вы же совсем ничего не едите!
— Как ничего не ем! Признаюсь вам, мне даже немного стыдно, что я так хорошо отобедал, а ведь только сегодня утром я читал в житии святого Лаврентия, архиепископа Дублинского, что у него на трапезу всего-то и было что кусок хлеба, омоченный в щелоке.
— Зачем?
— Чтобы говорить, подобно царю Давиду, что он питается пеплом, ведь в щелоке есть угольная пыль. Вот пиршество кающегося; оно совсем не похоже
— Что ж, дорогая госпожа Бавуаль, вы смущены? — сказал аббат Жеврезен. — Значит, еще не привыкли к настоящему сладострастию строгого поста; вы у нас лакомка, вам подавай воды или молока, чтобы размочить сухарик.
— Помилуйте, — серьезно добавил Дюрталь, — святые еще и не так гуляют. Помнится, я читал в житии блаженной Екатерины Кордовской, что она щипала траву без помощи рук вместе с ослами.
Г-жа Бавуаль, словно не понимая, что ее друзья шутят, ответила:
— Мне Господь никогда не велел посыпать галетки пеплом или щипать траву… Если Он скажет, я так, конечно, и буду делать… однако…
У нее было такое кислое лицо, что все расхохотались.
— Словом, — вернулся к разговору аббат Жеврезен, — нынешний собор построен в XII–XIII веке, не считая, конечно, новой башни и многих деталей.
— Да-да.
— А имена зодчих, его построивших, неизвестны?
— Как и почти всех строителей древних храмов, — ответил аббат Плом. — Можно, впрочем, предположить, что в XII–XIII веке работами в нашем храме руководили бенедектинцы из аббатства Тирон, ведь в 1117 году этот монастырь открыл подворье в Шартре; кроме того, мы знаем, что в обители было тогда больше пятисот монашествующих, наученных всем ремеслам, что там было много скульпторов и иконописцев, каменотесов и каменщиков. Так что вполне естественно думать, что именно монахи, выселенные в Шартр, начертили план собора Богоматери и привели с собой артели художников, изображение которых мы видим на одном из витражей абсиды: люди в мохнатых колпаках, похожих на рукавные мешки, вытесывают и отделывают статуи царей.
В начале XVI века их работу продолжил Жеан Ле Тесье по прозвищу Жеан из Боса: он автор северной, так называемой Новой, колокольни и убранства той части внутри храма, что заключает в себе скульптурные группы вокруг клироса.
— И что же, никто и никогда так и не выяснил имени одного из первых архитекторов, первых скульпторов, первых витражистов этого собора?
— Искали много; я лично могу вас уверить, что не жалел ни времени, ни трудов, но все напрасно. Вот что мы знаем: на верхушке южной колокольни, так называемой Старой, возле проема, выходящего прямо на шпиль Новой башни, разобрали такую надпись: «Арман, 1164». Чье это имя: архитектора, рабочего или ночного сторожа, стоявшего на посту в тот год? — теряемся в догадках. Кроме того, Дидрон на пилястре западного портала, над разбитой головой мясника, убивающего быка, прочел имя «Рогерус», выцарапанное почерком XII века. Кто он был: архитектор, скульптор, жертвователь на этот фасад, мясник? Еще одна подпись, «Робир», также выбита на цоколе статуи, на северном портале. Что за Робир? Никто не знает ответа.
С другой стороны, Ланглуа упоминает стекольщика XIII века Клемана из Шартра: он прочел его подпись Clemens vitrearius Carnutensisна одном из окон Руанского собора; да, конечно, родился он в Шартре, но до заключения, к которому склоняются некоторые, что именно этот Клеман
Еще добавим, что обнаружили двух товарищей Жеана из Боса: Тома Ле Вассера, который помогал ему строить новый шпиль, и некоего сьёра Бернье, имя которого значится в старых счетах; что из старинных контрактов, отрытых г-ном Лекоком, мы знаем, что лучшие из групп, украшающих крышу над алтарем, изваял парижский мастер Жеан Сула; упомянем вслед за этим изумительным скульптором других, уже не столь замечательных, ибо у них уже вновь проявляется дух язычества и начинается пошлость: орлеанского мастера Франсуа Маршана и Никола Гибера из Шартра, и это примерно все свидетельства о настоящих художниках, работавших в Шартре с XII по первую половину XVI века, которые заслуживают упоминания.
— Ну да, после их мастеров имена дошедших до нас ремесленников только вгоняют в краску: какой-то Тома Буден, Легро, Жан де Дьё, Беррюе, Тюби, Симон Мазьер посмели продолжать работу Сула! Луи, архитектор герцога Орлеанского, опошливший и обезобразивший клирос; омерзительный Бридан, к презренной радости кое-каких каноников поставивший здесь напыщенную, никуда не годную глыбу «Успения»!
— Увы! — вступил в разговор аббат Жеврезен. — И каноники же сочли нужным разбить два древних витража клироса, заменив их простыми стеклами, чтобы группа этого Бридана лучше освещалась!
— Вы есть больше не хотите? — спросила г-жа Бавуаль.
Гости покачали головами; она убрала сыр, варенье и принесла кофе.
— Я вижу, вам очень нравится собор; что ж, буду рад помочь вам его осмотреть подробно, — предложил Дюрталю аббат Плом.
— С превеликим удовольствием, господин аббат; он и впрямь буквально преследует, сводит меня с ума! А вы, конечно, знаете теорию Кишра о готике?
— Знаю, и думаю, что она верна. Я тоже убежден, что особенность и сущность романского стиля в первую очередь — свод, заменивший кровлю на стропилах, а отличительная черта готики не стрельчатая арка, а аркбутан [7] .
7
От фр. arcboutant — наружная полуарка, передающая горизонтальное усилие распора от сводов постройки на опорный столб — контрфорс, расположенный за пределами основного объёма здания.
Я несколько сомневаюсь в справедливости тирады Кишра: «История средневековой архитектуры — не что иное, как история борьбы архитекторов с напором и тяжестью сводов»: ведь в этом искусстве есть нечто и помимо материального производства, но при всем том он, несомненно, прав почти по всем пунктам.
Теперь мы можем принять за основной принцип, что, употребляя слова «стрелка свода» и «готика», мы произносим термины, чей истинный смысл извращен: ведь готы не имеют никакого отношения к архитектуре, названной их именем, а слово «стрелка» первоначально как раз относилось к перекрестию полукруглых сводов и никак не может обозначать заостренной арки, которую столько лет считали основой стиля или даже самим стилем.