Собор
Шрифт:
Меган посмотрела на Салливана, одетого в великолепную форму волынщика нью-йоркского полицейского ирландского общества.
– Бери свои приспособления и пойдем со мной. И захвати волынку.
Она подвела его к маленькой двери в углу трансепта, и они стали подниматься по каменным ступенькам винтовой лестницы, ведущей в южный трифорий. На флагштоке, прикрепленном к нефу, прямо напротив папского флага у северной галереи, развевался огромный американский флаг.
Меган посмотрела налево, на расположенные внизу церковные хоры, и увидела Флинна и Хики, изучающих чертежи,
Но возвращаться в прошлое Меган в этот момент не хотела. Весь этот ужас она ощутила в полном объеме в 1973 году, когда, возвращаясь из школы домой, впервые увидела жертв взрыва бомбы в Нижнем Белфасте. Она поняла, в чем ее предназначение, и осознала цель своей жизни, когда полицейские схватили ее старшего брата Томми, раненного при попытке освобождения Шейлы Мелон. После этого прошлое для нее ушло и более не существовало. А вот будущее виделось ясно. Собственные воспоминания Меган являлись частью истории ее страны, с которой была связана вся ее жизнь.
Меган заметила, что Флинн начал что-то объяснять, жестикулируя. Он, казалось, не очень отличался от старика, стоявшего рядом с ним. Исключая только одно. Для Томми Фитцджеральда Брайен Флинн был воплощением всего лучшего, что должно быть в человеке, а Меган выросла на его примере, на легенде, которую создал ее старший брат. Затем последовал арест Брайена и его освобождение, мягко говоря, подозрительное. Затем его разрыв с ИРА, формирование новой армии фениев. Потом и она, и ее младший брат Пэд вступили в ряды фениев, а, затем, наконец, последовали сложные отношения с этим человеком. Он не разочаровал Меган как любовник, но как в революционере она стала в нем сомневаться. Он будет колебаться, принимая решение разрушить собор, но в то же время она знала, что он все же примет это решение, хоть и против своей воли.
Из дальнего конца трифория раздался голос Салливана:
– Вид отсюда чудесный! Ты им еще не наелась?
Меган повернулась к нему:
– Если тебя не тошнит от кровавой еды, то это блюдо приготовлено на славу.
Салливан посмотрел на нее через оптический прицел винтовки.
– Не будь таким чудовищем, Меган. – Он поднял винтовку и нацелил ее на Абби Боланд, заметив ее расстегнутую блузку. Абби тоже увидела его и помахала ему рукой. Салливан откинулся назад. – Так близка и так далека!
– Остынь, Джордж, – бросила Меган нетерпеливо. – Ты способен только на то, чтобы штаны обмочить. – Она глядела на него, презрительно прищурившись. Но этим Джорджа Салливана не запугать. В нем сочетались бесцеремонность и беззаботность, что, однако, не мешало ему прекрасно работать со взрывчаткой, а здесь, как он сам говорил, нужен Божий дар.
– А ты уверен, что Хики разбирается в бомбах? – с сомнением спросила она.
Салливан
– О да! Превосходно! Научился во время Второй мировой войны, но даже не это главное – у него крепкие нервы.
– Меня интересует его мастерство, а не нервы. Я буду ему помогать.
– Неплохая мысль. Лучше быть поближе, если что-то пойдет не так. Заранее всего не предусмотришь. Это нам, несчастным бедолагам, придется оставаться здесь и ждать, когда нас потихоньку придавят обрушивающиеся камни. Вот будет картина, Меган! Как в кино о Самсоне и Далиле: храм рухнет на наши головы, задрожат его каменные стены и начнут рассыпаться… Хорошо, если бы кто-нибудь заснял все это на пленку.
– В другой раз. А сейчас, Джордж, этот северный трансепт – твой сектор обстрела, если они ворвутся. Но если будут крушить дверь бронетехникой, Боланд даст залп из противотанкового гранатомета с северной галереи. Ты же будешь стрелять из гранатомета, если бронетранспортер двинется через двери южной галереи. Будешь прикрывать ее, а она тебя.
– А что будет, если один из нас погибнет?
– Тогда двое других – Галлахер и Фаррелл – разделят между собой сектор обстрела погибшего.
– А что, если мы все погибнем?
– Ну тогда и вопрос излишний, не так ли, Джордж? Кроме того, всегда есть Лири. Он бессмертен, как сам знаешь.
– Слышал…
Салливан приложил волынку ко рту.
– Можешь сыграть «Вернись в Ирландию»? – спросила Меган.
Он кивнул, не отнимая инструмента ото рта.
– Тогда сыграй для нас, Джордж!
Салливан глубоко вздохнул и ответил:
– Нет, Меган, как говорится, ты не нанимала волынщика и не заказывала мелодию. Сыграю-ка я «Мальчика-менестреля», так как ты, черт побери, так же хороша, как эта мелодия. А теперь проваливай, оставь меня одного.
Меган посмотрела на него, резко повернулась, подошла к маленькой двери и стала спускаться по винтовой лестнице.
Салливан закончил продувать волынку, настроил инструмент и, опершись животом о каменный парапет, начал играть. Знакомая мелодия будто проникла в каждый уголок собора и отдавалась эхом от каменных стен. «Для органа или хора акустика плоховата, – подумал Салливан, – но великолепна для волынки, звучит, словно древние кельтские военные трубы в горных долинах Антрима. Такие волынки специально предназначены, чтобы вызвать эхо от скал». И сейчас, слушая эхо в стенах собора, он подумал, что надо посоветовать использовать в Ирландии волынки вместо церковных органов. Никогда Салливан не играл так здорово.
Он заметил Абби Боланд, перегнувшуюся через парапет и пристально глядевшую на него, и начал исполнять для нее. Затем повернулся лицом к востоку и заиграл для своей жены, томящейся в тюрьме в Арме. Потом отвернулся к стене и заиграл тихо и нежно, только для себя самого…
Глава 18
Несколько секунд Брайен Флинн прислушивался к игре Салливана.
– Неплохо у парня получается.
Хики достал вересковую трубку и стал набивать ее табаком.