Собрание произведений в пяти томах. Том 3. Восьмидесятые
Шрифт:
И вы собираетесь.
«Сьчас – сьчас – сьчас...» – только чтоб тихо, только чтоб мертво было.
Или черная ночь. Звезды, море, наверху танцы, внизу темно и таинственно и только ее руки еще светятся, а твои уже нет. И вдруг, как рев коровы:
– Это кто здесь прячется? Что это такое?! А ну-ка быстро отсюда!
И вы собираетесь неизвестно куда.
Здесь убирают, здесь подметают, здесь ограждают, здесь проверяют, здесь размечают. Так шаг за шагом, как диких оленей.
И вот оно родное: икра из синеньких-помидорок,
– А ну вон отсюда. Этта что такое? А ну, вон отсюда! И вы опять начинаете собираться, совсем забыв, что вы у себя дома!
Государство и народ
Для Р. Карцева и В. Ильченко
Отношения с родным пролетарским государством складываются очень изощренно. Пролетариат воюет с милицией, крестьянство – с райкомами, интеллигенция – с КГБ, средние слои – с ОБХСС. Так и наловчились: не поворачиваться спиной – воспользуются. Только лицом. Мы отвернемся – они нас. Они отвернутся – мы их.
В счетчик – булавки, в спиртопровод – штуцер, в цистерну – шланг, и качаем, озабоченно глядя по сторонам. Все, что течет, выпьем обязательно: практика показала, чаще всего бьет в голову. Руки ходят непрерывно – ощупывая, примеривая... Крутится – отвинтим. Потечет – наберем. Отламывается – отломаем и ночью при стоячем счетчике рассмотрим.
Государство все, что можно, забирает у нас, мы – у государства. Оно родное, и мы родные. У него и у нас ничего вроде уже не осталось. Ну там военное кое-что... Антенну параболическую на Дальнем Востоке, уникальную... Кто-то отвернулся – и нет ее... По сараям, по парникам... Грузовик после аварии боком лежит, а у него внутри копаются. Утром – один остов: пираньи...
И государство не дремлет. Отошел от магазина на пять метров, а там цены повысились. От газет отвернулся – вдвое, бензин – вдвое, такси – вдвое, колбаса – вчетверо. А нам хоть бы что. Мировое сообщество дико удивляется: повышение цен на нас никакого влияния не имеет. То есть не производит заметного со стороны впечатления. Те, кто с государством выясняться боится, те на своих таких же бросаются с криком: «Почему я мало получаю?! Почему я плохо живу?!» И конечно, получают обстоятельный ответ: «А почему я мало получаю?! А почему я плохо живу?!»
А от государства – мы привыкли. Каждую секунду и всегда готов. Дорожание, повышение, урезание, талоны – это оно нас. Цикл прошел, теперь мы его ищем. Ага, нашли: бензин – у самосвалов, трубы – на стройках, мясо – на бойнях, рыбу – у ГЭС. Качаем, озабоченно глядя по сторонам. Так что и у нас, и у государства результаты нулевые, кроме, конечно, моральных. Нравственность совершенно упала у обеих сторон. Надо отдать должное государству – оно первое засуетилось.
Ну, мол, сколько можно, ребята, мы ж как-то не по-человечески живем... А народ чего, он полностью привык, приспособился, нашел свое место, говорит, что нужно, приходит, куда надо,
– У нас государство рабочих и крестьян, – говорит государство.
– А как же, – отвечает народ, – естественно! – И отвинчивает, откручивает, отламывает.
– Все что государственное, то твое.
– А как же – естественно, – говорит народ. – Это так естественно. – И откручивает, отвинчивает, отламывает.
– Никто тебе не обеспечит такую старость и детство, как государство.
– Это точно, – соглашается народ, – прямо невозможно... Это ж надо, действительно. – И переливает из большого жбана по банкам трехлитровым.
– Только в государственных больницах тебя и встретят, и положат, и вылечат.
– Только там, действительно, как это все, надо же... Давно бы подох, – тут же соглашается народ. И чего-то сзади делает, видимо, себя лечит.
– И ты знаешь, мне кажется, только в государственных столовых самое качество. Оно?
– Оно, – твердо говорит народ и поворачивает за угол с мешками.
– Куда же ты? – спрашивает государство через свою милицию.
– Да тут недалеко.
– Не поняло.
– Да рядом. Не отвлекайтесь. У вас же дела. Вон международное положение растет... Не отвлекайтесь. Мы тут сами.
– Не поняло. Что значит сами? Анархия, что ли? У нас народовластие. Это значит нечего шастать, кто куда хочет. Только все вместе и только куда надо.
– Да не беспокойтесь, тут буквально на секундочку.
– Куда-куда?
– Да никуда, ой, господи.
– А что в мешках?
– Где?
– Да вот.
– Что?
– В мешках что?
– Что в мешках, что? Где вы видите мешки? От вы, я не знаю, я же хотел через минуту назад.
– А ты знаешь, что в этом году неурожай. Погодные условия, затяжная весна, в общем, неурожай.
– Да нам что урожай, что неурожай. Все равно жрать...
– Ну-ну!..
– Полно.
– Это потому что мы закупаем, а мы должны сами.
– Должны конечно, но это уже чересчур... И вы будете покупать. И мы будем сами. Это чересчур – объедимся.
– Нет, мы закупать не должны, мы сами...
– А, ну тогда не хватит.
– Что ты плетешь? Тебе вообще все равно. Какой ужас, тебе вообще все равно – есть государство или нет.
– А что нам не все равно?
– Как? Постой! Мы твое государство, ты это знаешь?
– Знаю.
– А то, что ты народ, ты это слышал?
– Слышал.
– И веди себя, как должен вести народ.
– Как?
– Ты должен бороться за свою родную власть.
– С кем?
– С сомнениями... Это твоя родная власть.
– Вот эта?
– Эта-эта. Другой у тебя нет. И не будет, я уж позабочусь. Так что давай яростно поддерживай. Это не просто власть. Это диктатура твоя. Вы рабочие и крестьяне, и тут без вас вообще ничего не делается, и нечего прикидываться.