Собрание сочинений Том 1
Шрифт:
Нам подали на мезонин брюхастый самовар, и мы с хозяином засели за чай.
— Ты что, парень, был у нас волей, неволей или своей охотой? — спросил у меня Рукавичников, когда мы уселись и он запарил чай и покрыл чайник белым полотенцем.
— Да и волей, и неволей, и своей охотой, Петр Ананьич, — отвечал я.
Я знаю, что Петр Ананьич человек умный, скромный и весь уезд знает как свои пять пальцев.
— Вот, — говорю, — какое дело, и пустое, да и мудреное, — и рассказал ему
Петр Ананьич слушал меня внимательно и во время рассказа несколько раз улыбался; а когда я кончил, проговорил только:
— Это, парень, не пустое дело.
— А вы знаете Дена?
— Как, сударь, не знать!
— Ну, что о нем скажете?
— Да что ж о нем сказать? — проговорил старик, разведя руками, — хороший барин.
— Хороший?
— Да как же не хороший!
— Честный?
— И покору ему этим нет.
— Строг уж, что ли, очень?
— Ничего ни капли не строг он.
— Что ж это, с чего на него жалуются-то?
— А как тебе сказать… очень хорош, — похуже надо, вот и жалобы. Не по нутру мужикам.
— Да отчего не по нутру-то?
— Порядки спрашивает, порядки, а мы того терпеть не любим.
— Работой, что ли, отягощает? — все добиваюсь я у Рукавичникова.
— Ну какое отягощение! Вдвое против прежнего им теперь легче… А! да вот постой! вон мужичонко рахмановский чего-то приплелся. Ей! Филат! Филат! — крикнул в форточку Рукавичников. — Вот сейчас гусли заведем, — прибавил он, закрыв окно и снова усевшись за столик.
В комнату влез маленький подслеповатый мужичок с гноящимися глазками и начал креститься на образа.
— Здравствуй, Филат Егорыч! — сказал Рукавичников, дав мужику окреститься.
— Здравствуй, батюшка Петр Ананьич.
— Как живешь-можешь?
— Ась?
— Как, мол, живешь?
— А! Да все сла те богу живем.
— Дома все ли здорово?
— Ничего будто, Петр Ананьич; ничего.
— Всем, значит, довольны?
— Ась?
— Всем, мол, довольны?
— И-и! Чем довольными-то нам быть.
— Что ж худо?
— Да все бог его знает; будто как не вольготно показывается.
— Управитель, что ль, опять?
— Да, а то кто ж!
— Аль чем изобидел?
— Вот завод затеял строить.
— Ну?
— Ну и в заработки на Украину не пущает.
— Никого?
— Ни одного плотника не пустил.
— Это нехорошо.
— Какое ж хорошество! Барину жалились; два прошения послали, да все никакой еще лизируции нет.
— Поди ж ты горе какое! — заметил Рукавичников.
— Да. Так вот и маемся с эстаким с ворогом.
— Видите, какой мошенник ваш Ден! — сказал, обратясь ко мне, Рукавичников.
Мужик в меня воззрился.
— А вот
Мужик не обнаружил никакого волнения.
— Господин Ден, ихний управляющий, человек добрейшей души и честнейших правил…
— Это точно, — встрел мужичок.
— Да. Но этот господин Ден с ними не умеет ладить. Всё какие-то свои порядки там заводит; а по-моему, не порядки он заводит, а просто слабый он человек.
— Это как есть слабый, — опять подсказал мужичок.
— Да. Он вот у них другой год, а спросите: тронул ли он кого пальцем? Что, правду говорю или вру?
— Это так.
— Вот изволите видеть, им это не нравится. Наказания его всё мягкие, да и то где-где соберется; работа урочная, но легкая: сделай свое и иди куда хочешь.
— Ступай, значит.
— Что?
— Сделамши свое, — ступай, говорю, куда хочешь, — повторил мужичок.
— Да. Ну-с, а они вот на него жалобы строчат.
Мужик молчал.
— Ну а на заработки-то он их зачем же не пускает? — говорил я.
— Не пускает-с, не пускает. А вы вот извольте расспросить Филата Егоровича: много ли ему его сыночек за два года из работы принес. Расскажи-ка, Филат Егорыч.
Мужичок молчал.
— А принес ему, сударь мой, его сыночек украинскую сумку, а в ней сломанную аглицкую рубанку, а молодой хозяйке с детками французский подарочек, от которого чуть у целой семьи носы не попроваливались. Вру, что ль? — опять обратился Рукавичников к мужичку.
— Нет, это было.
— Да, было. Ну-с, а Стюарт Яковлевич задумал завод винный построить. Я его за это хвалю; потому что он не махину какую заводит, а только для своего хлеба, чтоб перекурить свой хлеб, а бардой скотинку воспитать. Приходили к нему разные рядчики. Брали всю эту постройку на отряд за пять тысяч, он не дал. Зачем он не дал?
— Мы этого знать не могим, — отвечал Филат Егорыч.
— Нет, врешь, брат, — знаешь. Он вам высчитывал, что с него чужие просят за постройку; выкладал, почем вам обходится месяц платою у подрядчика, и дал вам рублем на человека в месяц дороже, только чтоб не болтались, а дома работали.
— Это такая говорка точно была.
— То-то, а не не могим знать. Ну а они вот теперь небось настрочили, что на работу не пущает, все на заводе морит; а насчет платы ни-ни-ни. Так, что ль?
— Не знаю я этого.
— Да уж это как водится. Вот вам и Филат Егорыч, старый мой друг и приятель! Любите-жалуйте его.
Мужичок осклабился.
— А вот меня бы вам в управители! — шутливо продолжал Рукавичников. — А приняли б вы меня?
— Да с чего ж?