Собрание сочинений, том 23

Энгельс Фридрих

b) Плохо оплачиваемые слои британского промышленного рабочего класса

Обратимся теперь к плохо оплачиваемым слоям промышленного рабочего класса. Во время хлопкового голода в 1862 г. Тайный совет [185] поручил д-ру Смиту изучить вопрос о том, как питаются обнищавшие хлопчатобумажные рабочие Ланкашира и Чешира. Многолетние прежние наблюдения привели его к заключению, что «для предупреждения заболеваний, вызываемых голодом» (starvation diseases), в дневном рационе работницы должно содержаться в среднем по меньшей мере 3900 гранов углерода и 180 гранов азота, в дневном рационе мужчины — по меньшей мере 4300 гранов углерода и 200 гранов азота, т. е. для женщины приблизительно столько питательных веществ, сколько их содержится в двух фунтах хорошего пшеничного хлеба, для мужчины на ¹/₉ больше; в среднем для взрослых мужчин и женщин полагается по меньшей мере 28600 гранов углерода и 1330 гранов азота в неделю. Его подсчеты нашли поразительное подтверждение на практике, совпав с тем жалким количеством

пищи, до которого было понижено из-за нужды потребление рабочих хлопчатобумажной промышленности. В декабре 1862 г. они получили 29211 гранов углерода и 1295 гранов азота в неделю.

185

См. примечание [133] — 668.

В 1863 г. Тайный совет предпринял обследование бедственного положения наиболее плохо питающейся части английского рабочего класса. Д-р Саймон, медицинский инспектор Тайного совета, избрал для этой работы упомянутого выше д-ра Смита. Обследование охватывает, с одной стороны, сельскохозяйственных рабочих, с другой стороны — шелкоткачей, швей, рабочих, делающих кожаные перчатки, чулочников, вязальщиков перчаток и сапожников. Последние категории, за исключением чулочников, — исключительно городские рабочие. При обследовании было принято за правило в каждой категории выбирать семейства наиболее здоровые и находящиеся в относительно лучших условиях.

Общий вывод был таков, что

«только у одной из обследованных категорий городских рабочих количество потребляемого азота немного превышало тот абсолютный минимум, ниже которого наступают болезни от голода; что у двух категорий наблюдается недостаток — у одной из них очень большой недостаток — потребления как азотистой, так и углеродистой пищи; что более одной пятой обследованных семей, занимающихся земледелием, получают углеродистую пищу в количестве, меньшем необходимого, более одной трети получают менее необходимого количества азотистой пищи, а в трех графствах (Беркшир, Оксфордшир и Сомерсетшир) недостаток азотистой пищи был обычным явлением»^{934}.

Среди сельскохозяйственных рабочих хуже всех питались сельскохозяйственные рабочие Англии, этой богатейшей части Соединенного королевства^{935}. Среди сельскохозяйственных рабочих вообще недоедали главным образом женщины и дети, так как «мужчина должен есть, чтобы выполнять свою работу». Еще большая нужда свирепствовала среди обследованных городских категорий рабочих. «Они питаются так плохо, что во многих случаях неминуемы жестокие и разрушающие здоровье лишения» (все это — «самоотречение» капиталиста! т. е. отречение от оплаты жизненных средств, необходимых просто для прозябания его рабочих!)^{936}.

В следующей таблице сравнивается питание упомянутых выше чисто городских категорий рабочих с тем количеством пищи, которое д-р Смит признает минимальным, и с питанием хлопчатобумажных рабочих во время их величайшей нужды^{937}.

Среднее еженедельное количество угле-

Среднее еженедельное количество азота (в гранах)

рода (в гранах)

Рабочие обоего пола пяти городских отраслей промыш ленности

28 876

1 192

Безработные ланкаширские

фабричные рабочие обоего

29 211

1 295

пола

Минимум, предложенный для ланкаширских рабочих, в среднем для мужчин и жен-

28 600

1 330

щин

Половина, ⁶⁰/₁₂₅, из числа обследованных промышленных рабочих совершенно не потребляли пива, 28 % — молока. Среднее еженедельное количество жидких пищевых продуктов колебалось от 7 унций на семью у швей до 24³/₄ унции у чулочников. Большую часть тех, кто совершенно не потреблял молока, составляли лондонские швеи. Количество еженедельно потребляемого хлеба колебалось от 7³/₄ ф. у швей до 11¹/₄ ф. у сапожников и в среднем составляло 9,9 ф. в неделю на одного взрослого. Количество сахара (сиропа и т. д.) колебалось от 4 унций в неделю у производителей кожаных перчаток до 11 унций у чулочников; среднее еженедельное количество для всех категорий — 8 унций на одного взрослого. Общая средняя цифра еженедельного потребления масла (жира и т. д.) — 5 унций на одного взрослого. Среднее еженедельное количество мяса (сала и т. д.) колебалось, при расчете на одного взрослого, от 7¹/₄, унции у шелкоткачей до 18¹/₄ унции у производителей кожаных перчаток; в среднем для различных категорий 13,6 унции. Еженедельный расход на питание взрослого выразился в следующих средних числах: шелкоткачи — 2 шилл. 2¹/₂ пенса, швеи — 2 шилл. 7 пенсов, производители кожаных перчаток — 2 шилл. 9¹/₂ пенсов, сапожники — 2 шилл. 7³/₄ пенса, чулочники — 2 шилл. 6¹/₄ пенса. Для шелкоткачей Маклсфилда средний расход составил только 1 шилл. 8¹/₂ пенсов в неделю. Наиболее плохо питающимися категориями были швеи, шелкоткачи и производители кожаных перчаток^{938}.

В

своем общем санитарном отчете д-р Саймон так говорит об этих условиях питания:

«Всякий, кто знаком с медицинской практикой среди бедных или с пациентами больницы, стационарными или приходящими, подтвердит, что в многочисленных случаях недостаток питания порождает или обостряет болезни… Но с санитарной точки зрения сюда присоединяется еще одно очень важное обстоятельство… Следует вспомнить, что значительное ухудшение питания становится фактом лишь после упорного противодействия и что, как правило, оно следует за другими предшествующими лишениями. Задолго до того, как недостаток питания окажет свое действие на здоровье, задолго до того, как физиолог начнет взвешивать те граны азота и углерода, между которыми колеблется жизнь и голодная смерть, — задолго до этого в домашнем быту исчезают все материальные удобства. Одежда и отопление становятся еще более скудными, чем пища. Нет достаточной защиты от суровой погоды; жилищная теснота доходит до такой степени, что становится причиной болезней или их обострения; домашняя утварь и мебель почти отсутствуют; даже поддержание чистоты становится слишком дорогим или затруднительным. Если еще из чувства собственного достоинства и делаются попытки поддержать ее, то всякая такая попытка ведет к новым мукам голода. Жилища отыскивают там, где они самые дешевые, в таких кварталах, где предписания санитарной полиции дают наименьшие результаты, где самые отвратительные стоки, самое плохое сообщение, больше всего нечистот, самое жалкое или плохое водоснабжение и, поскольку это касается городов, самый большой недостаток света и воздуха. Таковы опасности для здоровья, которым неминуемо подвергается беднота, если ее бедность сопряжена с недостаточным питанием. Если сумма этих зол имеет страшное значение для жизни, то одна недостаточность питания ужасна уже сама по себе… Это наводит на грустные размышления, особенно если вспомнить, что бедность, о которой идет речь, вовсе не является заслуженным результатом праздности. Это — бедность рабочих. Ведь труд, ценой которого городские рабочие покупают это скудное количество пищи, в большинстве случаев удлиняется свыше всякой меры, и, однако, лишь в очень условном смысле можно сказать, что труд этот дает рабочему возможность поддерживать свое существование… В общем это номинальное поддержание своего существования представляет собой лишь более короткий или более длинный окольный путь к пауперизму»^{939}.

Только понимание экономических законов раскрывает внутреннюю связь между муками голода наиболее трудолюбивых слоев рабочих и грубой или утонченной расточительностью богатых, основанной на капиталистическом накоплении. Совершенно иначе с жилищными условиями. Здесь всякий беспристрастный наблюдатель видит, что чем обширнее централизация средств производства, тем больше соответствующее скопление рабочих на одной и той же площади, и что, следовательно, чем быстрее капиталистическое накопление, тем хуже состояние жилищ рабочих. Сопровождающие рост богатства «улучшения» (improvements) городов посредством сноса плохо застроенных кварталов, путем возведения дворцов для банков и универсальных магазинов и т. д., посредством расширения улиц для деловых сношений и для роскошных экипажей, путем постройки конок и т. д. быстро вытесняют бедноту во все худшие и худшие и все более переполненные трущобы. С другой стороны, всякому известно, что дороговизна жилых помещений обратно пропорциональна их качеству и что рудники нищеты эксплуатируются строителями-спекулянтами с большей прибылью и меньшими издержками, чем эксплуатировались когда-либо серебряные рудники Потоси. Антагонистический характер капиталистического накопления, а следовательно, и отношений капиталистической собственности вообще^{940}, здесь до такой степени очевиден, что даже английские официальные отчеты по этому поводу изобилуют еретическими выпадами против «собственности и ее прав». Зло так распространяется с развитием промышленности, накоплением капитала, ростом и «похорошением» городов, что один страх заразных болезней, не дающих пощады и «почтенной публике», с 1847 по 1864 г. вызвал не менее 10 санитарно-полицейских парламентских актов, а перепуганная буржуазия некоторых городов, как Ливерпуль, Глазго и т. д., использовала в целях защиты свои муниципалитеты. Однако д-р Саймон в своем отчете за 1865 г. восклицает: «Вообще говоря, за этим злом в Англии совершенно не следят». По распоряжению Тайного совета в 1864 г. произведено обследование жилищных условий сельскохозяйственных рабочих, в 1865 г. — беднейших классов в городах. Превосходная работа д-ра Джулиана Хантера отражена в седьмом и восьмом отчетах (1865 г.) о здоровье населения. К сельскохозяйственным рабочим я перейду позже. Описанию же городских жилищных условий я предпошлю следующее общее замечание д-ра Саймона:

«Хотя моя официальная точка зрения», — говорит он, — «исключительно медицинская, однако самое обыкновенное чувство гуманности не позволяет игнорировать и другую сторону этого зла. Доведенная до высокой степени скученность почти неизбежно обусловливает такое отрицание всяких приличий, такое грязное смешение тел и физических отправлений, такую наготу полов, что все это напоминает скорее зверей, чем людей. Подвергаться таким влияниям — это унижение, которое тем глубже, чем дольше оно продолжается. Для детей, родившихся под этим проклятием, оно служит крещением к позору (baptism into infa my). И сверхбезнадежно было бы желание, чтобы люди, поставленные в такие условия, в других отношениях стремились к той атмосфере цивилизации, сущность которой заключается в физической и моральной чистоте»^{941}.

Лондон занимает первое место по переполненности жилых помещений или даже по абсолютной непригодности их для человеческого жилья.

«Несомненны два обстоятельства», — говорит д-р Хантер, — «во-первых, в Лондоне имеется около 20 больших поселений, каждое приблизительно по 10000 человек, бедственное положение которых превосходит все, что когда-либо было видано в Англии, и положение это почти всецело является результатом плохого устройства жилищ; во-вторых, переполненность и ветхость домов в этих поселениях теперь гораздо больше, чем 20 лет тому назад»^{942}. «Не будет преувеличением сказать, что жизнь во многих частях Лондона и Ньюкасла — адская»^{943}.