Собрание сочинений, том 23
Шрифт:
«После того как я попытался принудить к исполнению закона, возбудив 10 преследований в 7 различных судебных округах», — сообщает Леонард Хорнер, — «и только в одном случае получил поддержку судей… я нахожу бесполезными дальнейшие преследования за нарушение закона. Та часть акта, которая составлена с целью внести единообразие в рабочие часы… уже не существует для Ланкашира, Притом ни у меня, ни у моих помощников нет решительно никаких средств для того, чтобы убедиться, действительно ли на фабриках, на которых господствует так называемая Relaissystem, не заставляют подростков и женщин работать более 10 часов… В конце апреля 1849 г. уже 114 фабрик в моем округе работали по этому методу, и число их в последнее время стремительно возрастает. В общем они работают теперь 131/2 часов, с 6 часов утра до 71/2 часов вечера; в некоторых случаях они работают 15 часов, с 51/2 часов утра до 81/2
Уже в декабре 1848 г. у Леонарда Хорнера был список 65 фабрикантов и 29 фабричных надзирателей, которые единогласно утверждали, что при этой Relaissystem никакая система контроля не может воспрепятствовать самому широкому распространению чрезмерного труда{351}. То одни и те же дети и подростки переводятся из прядильной мастерской в ткацкую и т. д., то в течение 15 часов они переводятся (shifted) с одной фабрики на другую{352}. Как прикажете контролировать такую систему,
«которая злоупотребляет словом смена, чтобы с бесконечным многообразием перетасовывать рабочих, как карты, и чтобы ежедневно так передвигать часы труда и отдыха различных лиц, что одна и та же группа рабочих в полном своем составе никогда не действует на прежнем месте в прежнее время!» {353} .
Однако совершенно независимо от действительного чрезмерного труда, эта так называемая Relaissystem явилась таким порождением фантазии капитала, какого никогда не превзошел и Фурье в своих юмористических очерках «courtes seances» [107] ; правда, здесь притягательная сила труда превратилась в притягательную силу капитала. Посмотрим на эти схемы, созданные фабрикантами и прославленные благонамеренной прессой как образец того, «что может быть сделано при разумной степени тщательности и методичности» («what a reasonable degree of care and method can accomplish»). Рабочий персонал разделялся иногда на 12–15 категорий, составные части которых, в свою очередь, постоянно сменялись. В продолжение пятнадцатичасового фабричного дня капитал притягивал рабочего то на 30 минут, то на час, потом отталкивал его, чтобы затем снова притянуть его на фабрику и снова оттолкнуть, гоняя его через короткие отрезки времени то туда, то сюда, но не. выпуская из-под своей власти, пока десятичасовая работа не будет закончена полностью. Это как на театральной сцене, где одни и те же лица должны попеременно выступать в различных сценах различных актов. Но как актер принадлежит сцене в течение всего спектакля, так рабочие принадлежали теперь фабрике в течение всех 15 часов, не считая времени на дорогу до фабрики и обратно. Таким образом часы отдыха превращались в часы вынужденной праздности, которые гнали подростков в кабак, а молодых работниц в публичный дом. Всякая новая выдумка, которую каждый день преподносил капиталист, стремясь держать свои машины в ходу 12 или 15 часов без увеличения рабочего персонала, приводила к тому, что рабочий должен был проглатывать свою пищу урывками в разное время. Во время агитации за десятичасовой рабочий день фабриканты кричали, что рабочий сброд подает петиции в надежде получить за десятичасовой труд двенадцатичасовую заработную плату. Теперь они перевернули медаль. Они платили десятичасовую заработную плату за распоряжение рабочими силами в течение двенадцати и пятнадцати часов {354} . В этом-то и было все дело, это было фабрикантское издание десятичасового закона! Это были все те же елейные, источающие человеколюбие фритредеры, которые во время агитации против хлебных законов целые 10 лет с точностью до копейки высчитывали рабочим, что при свободном ввозе хлеба было бы совершенно достаточно десятичасового труда, чтобы при средствах, которыми располагает английская промышленность, обогатить капиталистов {355} .
107
Великий французский социалист-утопист Фурье рисовал картину будущего общества, в котором человек в течение одного рабочего дня будет заниматься несколькими видами труда, т. е. рабочий день будет состоять из нескольких кратких сеансов труда («courtes seances»), каждый продолжительностью не более полутора — двух часов. Благодаря этому, по мнению Фурье, производительность труда вырастет настолько, что самый бедный труженик окажется в состоянии удовлетворять все свои потребности полнее, чем любой капиталист в прежние времена. — 300.
Двухгодичный бунт капитала увенчался, наконец, решением одного из четырех высших судебных учреждений Англии, Суда казначейства, который по одному случаю, представленному на его рассмотрение, 8 февраля 1850 г. вынес решение, что хотя фабриканты и поступали против смысла акта 1844 г., но самый этот акт содержит некоторые слова, делающие его бессмысленным. «Этим решением закон о десятичасовом дне был отменен»{356}. Масса фабрикантов, которые до сих пор опасались применять Relaissystem к подросткам и работницам, теперь ухватились за нее обеими руками{357}.
Но за этой, казалось бы, окончательной победой капитала тотчас же наступил поворот. Рабочие до сих пор оказывали пассивное, хотя упорное и ежедневно возобновляющееся сопротивление. Теперь они начали громко
«Противоречивые решения судов привели к совершенно ненормальному и анархическому положению. Один закон в Йоркшире, другой закон в Ланкашире, третий закон в каком-нибудь приходе. Ланкашира, четвертый в его непосредственном соседстве. Фабриканты больших городов имеют возможность обойти закон, фабриканты сельских местностей не находят персонала, необходимого для Relaissystem, и тем более не находят рабочих для переброски с одной фабрики на другую и т. д.».
А равенство в эксплуатации рабочей силы — это для капитала первое право человека.
При таких обстоятельствах между фабрикантами и рабочими состоялся компромисс, получивший санкцию парламента в новом дополнительном фабричном акте 5 августа 1850 года. Рабочий день «подростков и женщин» был увеличен в первые 5 дней недели с 10 до 101/2 часов и ограничен 71/2 часами в субботу. Работа должна совершаться от 6 часов утра до 6 вечера{358} с 11/2– часовыми перерывами для еды, которые должны предоставляться рабочим в одно и то же время и согласно постановлению 1844 г. и т. д. Этим раз навсегда уничтожалась Relaissystem{359}. Для детского труда сохранил свою силу закон 1844 года.
Одна категория фабрикантов обеспечила себе на этот раз, как и раньше, особые сеньоральные права на пролетарских детей. Это были фабриканты шелка. В 1833 г. они угрожающе вопили, что «если у них отнимут свободу заставлять работать детей всех возрастов по 10 часов в день, то этим остановят их фабрики» («if the liberty of working children of any age for 10 hours a day were taken away, it would stop their works»). Они якобы не в состоянии купить достаточное количество детей старше 13 лет. Они добились желаемой привилегии. Предлог при позднейшем расследовании оказался сплошной ложью{360}, что, однако, не помешало им целое десятилетие по 10 часов в день тянуть шелковую пряжу из крови маленьких детей, которых для выполнения поручаемой работы приходилось ставить на стулья{361}. Хотя акт 1844 г. «похитил» у них «свободу» эксплуатировать детей моложе 11 лет более 61/2 часов в день, но он обеспечил им зато привилегию эксплуатировать детей 11–13 лет по 10 часов в день и отменил установленное для других фабричных детей обязательное посещение школы. На этот раз был выставлен такой предлог:
«Тонкость ткани требует нежности пальцев, которая может быть приобретена лишь при условии раннего поступления на фабрику»{362}.
Из-за нежных пальцев убивали детей, как рогатый скот на юге России бьют ради кожи и сала. Наконец, в 1850 г. привилегия, предоставленная в 1844 г., была сохранена только за сучильными и мотальными цехами; но чтобы возместить убытки лишенного своей «свободы» капитала, рабочее время детей 11–13 лет было увеличено с 10 до 101/2 часов. Предлог: «Работа на шелковых фабриках легче, чем на других, и менее вредна для здоровья»{363}. Официальное медицинское обследование впоследствии показало, что, наоборот,
«средняя смертность в округах шелкового производства исключительно высока, а для женской части населения она даже выше, чем в округах хлопчатобумажного производства Ланкашира»{364}.
Несмотря на протесты фабричных инспекторов, повторяющиеся каждое полугодие, это безобразие продолжается до настоящего времени{365}.
Закон 1850 г. превратил только для «подростков и женщин» пятнадцатичасовой период с 51/2 часов утра до 81/2 часов вечера в двенадцатичасовой период с 6 часов утра до 6 часов вечера. Следовательно, он не коснулся детей, которых все еще можно было эксплуатировать 1/2 часа до начала и 21/2 часа по окончании этого периода, хотя общая продолжительность их работы не должна была превышать 61/2 часов. При обсуждении закона фабричные инспектора представили парламенту статистические данные относительно позорных злоупотреблений, к которым ведет эта аномалия. Но тщетно. Затаенное намерение заключалось в том, чтобы при помощи детей в годы процветания снова увеличить рабочий день взрослых рабочих до 15 часов. Опыт последующих 3 лет показал, что подобная попытка должна была разбиться о сопротивление взрослых рабочих мужчин{366}. Поэтому акт 1850 г. был, наконец, дополнен в 1853 г. воспрещением «применять труд детей утром до начала и вечером по окончании труда подростков и женщин». Начиная с этого времени фабричный акт 1850 г., за немногими исключениями, регулировал в подчиненных ему отраслях промышленности рабочий день всех рабочих{367}. С момента издания первого фабричного акта до этого времени прошло полстолетия{368}.