Собрание сочинений (Том 3)
Шрифт:
На другой день Надежда Константиновна вызвала к себе Марусину мать и спрашивает:
— Это вы с дочкой вчера были?
И дает ей листок, вырванный из блокнота, и говорит:
— Идите с этой запиской к бывшему Мюру и Мерилизу. Возьмите, что вам нужно, только стучитесь хорошенько: там заперто.
Смотрит Марусина мать — на листке подпись Ленина. Несколько слов его почерком и подпись внизу.
Надежда Константиновна улыбнулась ее волнению и говорит:
— Идите, идите к Мюру и Мерилизу.
Тут кругом стола люди с разными делами,
Мюру и Мерилизу до революции принадлежал самый роскошный и модный универсальный магазин в Москве. Это здание и сейчас стоит на Петровке: одно время москвичи называли его «Большой Мосторг», а теперь оно называется «ЦУМ» — центральный универмаг. Чего-чего в нем нет, с утра народу по всем четырем этажам, что пчел в улье… А в тот морозный, жестокий день двадцатого года, когда Маруся и ее мать подошли к этому зданию, высокие витрины были непроницаемо забраны ледяной броней, и заперто было все и немо. Только к одной двери была кой-как протоптана тропка в снегу. Они постучались, робея. Человек в тулупе, с кобурой у пояса, отворил им. Прочитал листок с ленинской подписью и сказал:
— Заходите.
Не горело электричество. Еле пробивался свет дня сквозь толстый лед витрин. Холодно было — холодней, чем на улице. И странно звучали шаги и голоса троих в пустой громадной каменной коробке. До крыши уходили бесконечными ярусами голые полки, но на нижних полках лежали редкостные, прекрасные вещи, нужные для жизни: овчинные тулупы, валенки, бязевое белье. И даже стояли сапоги из настоящей кожи!
— Что будете брать? — спросил человек с кобурой. Белые облака рвались из его губ и ноздрей.
— Не знаю, — смущаясь, ответила Марусина мать. — Вот если бы тулупчик для девочки.
— А тебе лично не нужен тулупчик? — спросил человек с кобурой.
— Куда же два, — сказала Марусина мать. — Я еще ничего. Перехожу как-нибудь. А она выросла очень…
— Ты слушай! — сказал человек с кобурой. — Тебя Ленин сюда направил, потому что ты перед революцией заслужила. Ты заслужила, видать из этого факта, чтоб тебе одеться по-человечески и девчонку свою одеть! Бери, что требуется, не стесняйся. Товарищ Ленин заранее на все изъявил согласие и утвердил. Он тебе верит, что лишнего не возьмешь. Видишь, вот его собственноручная подпись, этой подписью он за твою совесть ручается… Рубашки есть у девчонки?
— Нету, — прошептала мать.
— Ну видишь! — сказал человек с кобурой. — И у тебя нету, факт.
И так как Марусина мать продолжала стесняться, он распорядился сам. Он сбрасывал на прилавок груды окоченевших товаров и рылся в них, выискивая вещи подходящего размера. Он отобрал два тулупа, две пары валенок, четыре смены белья и отмерил сколько-то аршин мануфактуры. Белье было солдатское, желтое, с завязками Женского на складе не было.
— Ничего, — сказал человек с кобурой. — Где длинно, подрежете.
Он вписал вещи в листок с подписью Ленина, Марусина мать
— До свиданья. Спасибо.
— Всего вам, — ответил человек с кобурой и запер за ними дверь. И они, счастливые, пошли домой по снежной, нечищеной, малолюдной Петровке.
В новеньких, необношенных тулупчиках и валенках они пошли домой, пошли в свое будущее. Зимний день кончался, малиновая зорька горела над Москвой…
1960
МАЛЬЧИК И ДЕВОЧКА
(Кинорассказ)
Огромное море заполняет полмира, огромное вечное море. Белые гребни идут, завиваясь, на землю и с грохотом разбиваются о берег.
Глядя на это море, можно сказать: мы в Крыму. И это будет правильно.
Но нельзя не подумать: мы на земном шаре…
— Уезжаю в Крым, — сказал мальчик товарищу. — Отец достал путевку.
Они стояли у открытого окна, а в скромно обставленной комнате танцевали нарядные мальчики и девочки — их сверстники, все они окончили школу только что, на днях.
— Тебя посылают в Крым? — переспросила девочка, танцевавшая с подругой. — Счастливый!
Под окном прошел взвод молодых солдат, военных курсантов, — в этот час у них была вечерняя прогулка, и они шли с песней, печатая шаг.
Мальчики из окна посмотрели на проходящих солдат, и кое-кто из идущих в рядах взглянул в открытое окно, откуда неслась легкая музыка и где мелькали белые девичьи платья, прически, руки… Взглянул и отвернулся, увлеченный песней и строем.
Удалился грохот военной песни и четкого шага.
— В санаторий, — сказал мальчик. — Я просил туристскую путевку, но мама настояла на санатории. Чтобы я отдохнул перед мужской жизнью, как они выражаются.
И докурив, они с товарищем пошли танцевать, разбив девичью пару, и та девочка повторила мальчику:
— Счастливый. В Крыму так красиво. Отдохнешь как следует…
— А я и не устал! — сказал мальчик, как ему и полагалось сказать.
В соседней комнате стояли мать и отец.
Они были еще молодые и никак не могли поверить, что их сын уже вырос, и вот окончил школу, и стоит у окна, и курит, и танцует с девочкой — белым мотыльком.
— Подумай, — сказала мать, — это наш малыш окончил школу!
— Пусть путевка будет твой подарок, — сказал отец, — а я подарю ему электрическую бритву. Если дадут премию, — сказал он озабоченно.
— Что-то с ним будет, — сказала мать. — Школу кончил, а дальше?..
— Успеем решить! — ответил отец. — Пока что пусть выспится да поджарится на солнце хорошенько…
Ехал мальчик в простом вагоне на боковой полке и то смотрел на спутников, то в окно. Спутники как спутники: молодая мамаша с ребеночком, старушка с узлами, флотские ребята из Севастополя и парень с гитарой, который пел всю дорогу песню про любовь.