Собрание сочинений, том 4. В дебрях Южной Африки. Юные охотники. Охотники за жирафами.
Шрифт:
Благоразумнее всего было уйти с его дороги. Гендрик бесшумно скользнул к скале и замер, прижавшись к каменной стенке. Но если носорог лишен острого зрения, зато обоняние у него тоньше, чем у всякого другого зверя. Когда ветер дует в его сторону, он способен учуять на большом расстоянии даже полевую мышь. Он наделен также изощренным слухом: еле уловимый звук — шелест листьев или шорох шагов — позволяет ему безошибочно обнаружить врага или жертву. Если бы только носорог обладал зрением не менее острым, чем его обоняние и слух, свет не знал бы зверя страшнее его. Да и так он далеко не безопасный сосед, и несчастные туземцы нередко становятся жертвами неукротимого буйства этого могучего животного. К счастью,
Однако глаза его оказались достаточно зоркими, чтобы различить на фоне скалы темную фигуру Гендрика; к тому же ветер, дувший в раздутые ноздри носорога, предупредил его о пришельце. Громко захрюкав, зверь остановился, затрепыхал ушами, замахал задорным хвостиком, затем, приняв угрожающую позу, он с сердитым храпом ринулся на Гендрика. Можно было подумать, что он увидел перед собой заклятого врага.
Но Гендрик не потерял присутствия духа, и это его спасло. Он мгновенно отпрянул от скалы, где минутой позже был бы раздавлен в лепешку или поднят на могучий рог толстокожего.
Зная, к счастью для себя, что бегство не поможет, он вышел на открытое место посередине прохода и остановился лицом к лицу к противнику; зверь тотчас изменил направление и с прежней стремительностью ринулся на свою жертву.
Гендрик стоял неподвижно, пока черный острый рог не оказался на вершок от его груди; тогда он разом отскочил в сторону и за спиной носорога пустился в бегство. Оглянувшись на бегу, он увидел, что животное, пришедшее в бешенство от неудачи своей атаки, уже догоняет его. Гендрик опять остановился и повторил свой прием: ему приходилось слышать, что единственный способ спастись от носорога на открытом месте — это внезапно отскочить в сторону перед самым его носом; отскочив немного раньше, человек остается в поле зрения животного, которое может последовать за ним и настичь его. Неуклюжий с виду носорог проворнее, чем кажется, и даже лошадь порой едва-едва уносит ноги от этого стремительно нападающего зверя.
Гендрик одним духом пробежал шагов двести вниз по проходу, прежде чем носорог успел повернуться, но и это не помогло. В третий раз пришлось ему остановиться, ожидая яростной атаки могучего противника.
Как и прежде, Гендрику удалось убежать от него, однако носорог, как видно, понял, в чем секрет его неудач, и стал раньше поворачивать назад, так что шансы Гендрика на спасение становились все слабее после каждой повторной атаки. Гендрик только и делал, что бросался из стороны в сторону. А стоило бы ему оступиться или на миг ослабить внимание, как носорог тут же прикончил бы его.
Отчаяние овладело юношей. Ему не хватало дыхания, пот лил с него градом, тело ломило от усталости, ноги отказывались служить. Скоро он совсем выбьется из сил; рассчитывать же на то, что сдаст и его могучий противник, не приходилось: для носорога это была детская забава; да он еще был разъярен до предела тем, что намеченная жертва, вопреки всем усилиям, ускользает от него.
Гендрик понял — ему несдобровать. В голове у него проносились мысли о доме, об отце, о сестре и братьях, о Вильгельмине. Ему больше не суждено видеть их: он будет растерзан в этой теснине свирепым черным чудовищем. Они даже не узнают, что сталось с ним. Эти горестные мысли роились в его голове, когда вдруг крик радости сорвался с его губ. Те четверть часа, что продолжалась схватка Гендрика с лютым животным, они носились взад и вперед по проходу, пока наконец не очутились на самой его середине. На скале, футах в шести над землей, Гендрик вдруг с радостью заметил род выступа или площадочки. В ширину она не была и шести футов, но тянулась вдоль скалы на несколько ярдов. Гендрику показалось, что на одном ее конце виднеется не то пещера, не то расселина; но ему некогда было себя проверить. Площадка — вот его спасение!
Вот он уже в безопасности — стоит на площадке и поглядывает сверху вниз на свирепого зверя, а тот в тщетной ярости хрюкает под скалой.
Глава XXX. ГЕНДРИК В ОСАДЕ
Гендрик вздохнул с облегчением. Разумеется, он долго еще пыхтел и отдувался на своем карнизе, но от сердца у него отлегло. Он видел, что носорогу сюда не добраться; все, что тому удалось бы сделать, даже привстав на задние лапы, — это положить свое уродливое рыло на край площадки. Так носорог и поступил, и вот уже он, яростно храпя, вытягивает свою широкую морду, стараясь достать до ног охотника своими длинными и цепкими губами.
Но Гендрик живо положил этому конец. Он был разгневан не меньше самого носорога, и гнев его был справедлив. Чувствуя себя в безопасности, он отважился шагнуть вперед и изо всей силы ударить несколько раз каблуком своего тяжелого сапога по толстым губам носорога.
Носорог завертелся на месте, завыл от бешенства и боли; но как ни был он буен и своеволен, он не решался больше лезть на площадку и только метался в гневе взад и вперед у скалы с явным намерением держать охотника в осаде.
Гендрику теперь представился случай как следует разглядеть это любопытное животное. К своему удивлению, он обнаружил, что это вид носорога, о котором он знал только понаслышке.
Со слов Ганса ему было известно, что в землях Южной Африки от тропика Козерога до мыса Доброй Надежды водятся четыре вида носорога: два белого, а два черного цвета. Белые носороги называются «кобаоба» и «мучочо», а черные
— «бореле» и «кейтлоа». Оба белых вида крупнее черных, но более смирного нрава; кормятся они преимущественно травой, а черные носороги щиплют молодые древесные побеги и листву кустарников. Кобаоба и мучочо единороги; вернее, их передний рог сильнее развит. У мучочо он достигает иногда трех футов, а у кобаоба — и того больше; задний же рог обоих — всего лишь шишечка или костяной отросток. Черные носороги отличаются от белых не только окраской и размерами, но и образом жизни.
Носорог, осаждавший Гендрика, был черным, но это был не бореле — с тем Гендрику уже довелось столкнуться во время охоты на гну. Следовательно, это мог быть только кейтлоа. Что это не бореле, Гендрик сразу определил по рогам: у бореле развит только передний рог, хотя он у него и короче, чем у белых носорогов, а задний, так же как и у белых, похож на шишечку — у одних он побольше, у других поменьше. Между тем на морде носорога, красовавшегося перед Гендриком, торчали два почти одинаковых толстых, могучих рога дюймов по пятнадцати длиной. Да и шея у него была длиннее, чем у бореле, губы более вытянуты и подвижны. Противник Гендрика был кейтлоа. Хотя этот вид менее изучен, чем мучочо и бореле, — область его распространения лежит дальше к северу, — Гендрик все же кое-что знал о нем по рассказам Ганса и бывалых охотников. Знал, например, что кейтлоа слывет грозою туземцев; это самый свирепый и опасный из носорогов. В областях, где он водится, жители боятся его чуть ли не больше льва или дикого буйвола.
Гендрик не удивился поэтому, что свирепый носорог напал на него без всякой причины. Он только порадовался своей счастливой звезде, приведшей его к этому каменному карнизу. Теперь он мог невозмутимо разглядывать грозные рога, от которых пять минут назад ему не поздоровилось бы. Он даже готов был посмеяться над нелепостью своего положения.
«Вот бы Ганса сюда! — думал он. — Бесподобный случай для натуралиста изучить внешность и повадки этого нескладного зверюги».
И, как бы угадав его мысли, кейтлоа в ту же минуту показал себя во всей своей красе.