Собрание сочинений (Том 4)

Панова Вера Федоровна

М и ш а. Ошибаетесь, изменится. Тогда наша фирма будет называться не "Тропов и сын", а просто "Тропов".

Х л е б н и к о в. Это ты остришь?

М и ш а. Почему острю?

Х л е б н и к о в. Значит, серьезно?

М и ш а. Серьезно... (Смущаясь.) Я же не виноват, что я не такой образованный, как вы, Шура.

Х л е б н и к о в (смотрит вниз). Глубина здесь достаточная, не знаешь?

М и ш а. Смотрите - хорошенькая!

Х л е б н и к о в. Беги за нею!

М и ш а. Бежим вместе!

Х л е б

н и к о в. Брысь. Как ты думаешь: хватит у меня характера не кричать и не шлепать конечностями по воде, когда меня до костей пронижет этот холод, когда он вольется в носоглотку, в пищевод, в мозг, в душу...

М и ш а. Просто ужас, до чего вы допились. Я не могу это слышать!

Х л е б н и к о в. На моей могиле... Тело мое, разумеется, вытащат... Отец об этом позаботится... "И в распухнувшее тело раки черные впились..." А зимой раки есть?

М и ш а. Вы не утонете, а только простудитесь насмерть.

Х л е б н и к о в. На моей могиле - да слушай же, черт тебя побери, это моя последняя воля!
– на могиле поставить памятник, изображающий вход в туннель. Вход в туннель. Усваиваешь?

М и ш а (сквозь слезы). Усваиваю.

Х л е б н и к о в. И на цоколе надпись: "Здесь покоится Александр Александрович Хлебников. Он оставил своему родному городу вечную благодарную память о себе..." Черт, надо бы еще что-нибудь присочинить, да некогда. В общем, в этом духе, понимаешь?

М и ш а. Понимаю.

Х л е б н и к о в. Что ты понимаешь. Разве ты можешь понять, как я люблю вот это все?.. Когда я жил в Париже, я только и мечтал, что вот возвращаюсь, живу в Москве, дышу московским воздухом... Честное слово, когда я работал над моим проектом, я радовался - за Москву!.. Смотри, огоньки. Малиновое небо. Снежок. Милый снежок, милое небо. Милая девушка, русская девушка в сером платочке - оглянулась, дорогая моя!.. Милый фотограф, как он заботливо складывает свои тряпки... Давай его осчастливим: снимемся. Вдвоем. Ты будешь поливать слезами карточку, когда меня не станет: тебе это будет приятно. Утри нос, Миша, не надо... (Подводит Мишу к фотографу.) Здравствуйте, фотограф. Снимите нас, будьте добры.

Ф о т о г р а ф. Темно уже. Ничего не выйдет.

Х л е б н и к о в (радостно). Что это? Какая прелесть, Миша, смотри! (Вытаскивает из-за декорации деревянный макет всадника без головы, на могучем коне без ног. В одной руке у всадника обнаженная сабля, в другой пистолет, из которого выходят клубы картонного дыма.) Понятно: сюда подставляется голова. Желаю увековечиться в таком виде. Да, мы хотели вдвоем? Так что ж - подставим две головы. Существует же двуглавый орел! Подставляй голову, Миша.

Ф о т о г р а ф. Поздно. И вы, кроме того, крепко выпивши, выдержки не получится.

Х л е б н и к о в. Фотограф, вы безумец. Вы не понимаете, от чего отказываетесь. Завтра-послезавтра вы разбогатеете, продавая мой портрет. Подтверди, Миша.

М и ш а. Да, я подтверждаю. Разбогатеете.

Ф о т

о г р а ф. Какой может быть портрет, когда солнце село. Давайте сюда лошадь. (Уходит со своим скарбом.)

Х л е б н и к о в. Неудача. Последнее желание - и не сбылось... А, да ладно. Все равно уж. (Снимает шапку, отдает Мише.) Не сочти за труд... (Снимает пальто.) Хочешь - возьми на память. Ну, прощай. Ты был верным другом: ходил за мной всюду и развлекал меня как умел. Спасибо. Спасибо. Не поминай лихом. (Целует Мишу и лезет на парапет.) Убирайся, ну?!

М и ш а (держа в руках пальто). Шура! Шура! Я закричу! Разве может такой человек - и вдруг утопиться! (Кричит.) Спасите!!!

Х л е б н и к о в (хохочет, сидя на парапете). Поверил! Поверил! Честное слово, поверил! Какого черта мне топиться, ты подумай! Когда я сейчас, можно сказать, кум королю?! Я просто развлекаюсь, почему не развлечься немножко... До чего хорошо, боже мой! Вон фонарщик идет, сейчас фонарь зажжет, огонек заструится в воде... Накинь мне пальто.

М и ш а. Только слезьте. Я от ваших развлечений, ей-богу, психически заболею.

Х л е б н и к о в. Ты понимаешь... Нет, ты не понимаешь, что это значит - столько лет... столько бессонных ночей отдать одному усилию, одной мысли, одной вечной спутнице... И вот поставлена последняя точка, последний чертеж сошел с доски, прибрано на столе... Какая странная пустота - на столе и в жизни! Никому не нужно больше, чтобы ты не спал по ночам. Но зато какое удовлетворение. И гордость. Как тверда земля под ногами... (Соскакивает с парапета.) А ты говоришь - топиться.

Стемнело. Ф о н а р щ и к зажигает фонари. Приближается К с е н и я. Останавливается у скамьи поодаль.

М и ш а. Обратите внимание...

Х л е б н и к о в. Тихо.

Украдкой следит за Ксенией. Ксения становится на скамью и делает движение, чтобы вскочить на парапет. Хлебников бросается и подхватывает ее.

Х л е б н и к о в (держит Ксению.) Вот уж это глупости, барышня.

К с е н и я. Пустите...

Х л е б н и к о в. Распусти платок. Снегом потри лоб... Да проворней, черт!

М и ш а (приводит Ксению в чувство). Я позову городового.

Х л е б н и к о в. Делай что тебе говорят. Очнулась, слава богу. Сядьте... (Сажает ее.) Ну вот. Сидите смирно. Ну как?

К с е н и я. Ничего...

Х л е б н и к о в. Выдумали, право. Разве можно делать такие вещи!

Ксения плачет.

Мало ли что бывает на свете... Какое у вас там может быть несчастье!

Ксения громко рыдает.

Ну, ну... То, что случилось с вами, случается каждый день...

М и ш а. Откуда вы знаете? Вы с нею знакомы?

Х л е б н и к о в. Я знаю все. Нет, девочка, не стоит умирать из-за таких банальных вещей. Вон у меня жена сбежала - я и ухом не повел, что называется. Правда, Миша? Даже не разыскиваю: сбежала так сбежала... У вас горячая голова, а руки холодные. Дайте согрею. (Греет руки Ксении.) Теплее?