Собрание сочинений, том 5. Белая перчатка. В дебрях Борнео. В поисках белого бизона.
Шрифт:
Сэлу подготовил свое духовое ружье, капитан Редвуд прочистил винтовку, а Муртах, который был специалистом по рыбной ловле и постоянно таскал с собой удочку и крючки, решил попытать счастья — не окажется ли здешняя рыба менее робкой, чем ее приморские собратья. И вот снова трое мужчин отправились каждый в свою сторону: Муртах — к озеру, а капитан и Сэлу, вооруженный сумпитаном, — в лес.
Генри и Эллен остались под сенью дерева, где провели ночь.
На сей раз, прежде чем расположиться под ним, тщательно осмотрели его со всех сторон; оно казалось совсем неизвестной
Детям строго-настрого приказали никуда отсюда не уходить до возвращения взрослых.
Но Генри, в общем довольно послушный мальчик, не отличался особым благоразумием. Как истый уроженец Нью-Йорка, он был слишком развит для своего возраста и чересчур смел и решителен. Одним словом, это был человек, в детской груди которого билось храброе сердце мужчины.
Поэтому, когда мальчик увидел, что на маленький, вдающийся в озеро мыс опустилась огромная птица, он не мог преодолеть искушения пальнуть в нее из мушкета. Птица эта, с очень длинными тонкими ногами и ростом выше самого мальчика, была индийским зобастым аистом.
Генри схватил мушкет, такой тяжелый, что зашатался под его тяжестью, и стал осторожно подкрадываться к аисту, оставив Эллен одну под деревом.
Пробираясь среди росшего на берегу тростника, мальчик был не дальше чем на расстоянии выстрела от птицы, как вдруг его приковал к месту пронзительный, полный ужаса крик.
Кричала Эллен.
Генри поспешно обернулся и понял причину ее страха: возле нее стоял человек. И как же он был страшен! Никогда за всю свою жизнь, ни наяву, ни в самых кошмарных снах, не видел мальчик столь отвратительного и жуткого страшилища, как то, что стояло теперь, склонясь над его сестрой и протянув к ней свои длинные руки.
Сердце Генри, хотя он и находился на более безопасном от незнакомца расстоянии, чем Эллен, затрепетало от ужаса, когда он увидел, что все тело чудовища покрыто густой ярко-рыжей шерстью, такой же длинной и косматой, как у медведей. На голове шерсть была реже и темнее.
Можно с уверенностью сказать, что никто из детей никогда не видал подобного страшилища.
Глава XXV. СНОВА ТИШИНА
Сначала это ужасное существо, несмотря на свой странный вид, показалось Генри человеком. Но уже в следующий момент мальчик сообразил, что перед ним обезьяна, а гигантский размер животного подсказал ему, что это рыжая горилла, или орангутанг.
Генри вспомнил рассказы Сэлу. Нельзя, правда, сказать, чтобы ему стало от этого легче. Как ни храбр был мальчик, при виде лохматого чудовища он не мог подавить испуга — не столько за себя самого, сколько за сестру, которая была совсем рядом с обезьяной. Миг — и зверь схватит девочку. Первым побуждением Генри было броситься к обезьяне и выстрелить ей в морду. Но в тот самый миг, когда он уже собирался это сделать, Эллен, повинуясь инстинкту самосохранения, отпрянула за дерево к притаилась. Увидев, что обезьяна вовсе не собирается ее преследовать и повернула к берегу, Генри остался на месте.
Мужественный мальчик решил не стрелять до тех пор, пока действия оранга не станут
Сэлу рассказывал, что эти обезьяны, если их не трогать, совершенно безобидны, за исключением того времени, когда они охраняют своих детенышей. Тогда самое лучшее не попадаться им на глаза: они набрасываются на каждое живое существо, дерзнувшее подойти слишком близко к их гнезду.
Раненый или чем-нибудь раздраженный оранг переходит от обороны к нападению и яростно преследует противника.
Помня все это и надеясь, что животное мирно пойдет своим путем, Генри опустил мушкет и залег в густую траву.
И правильно сделал. Волосатое чудовище продолжало спокойно шествовать к берегу, будто и не подозревая о близком присутствии людей. К счастью для мальчика, путь, которым шел оранг, не пересекал того места, где он прятался. Очевидно, целью обезьяны было добраться до зарослей водяных лилий возле самого берега. Генри знал, также со слов малайца, что оранги питаются фруктами, а в том случае, если фруктов почему-либо не окажется, едят сочные листья и стебли водяных растений, которыми изобилуют прибрежные воды тропических рек и озер. Вероятно, этому косматому господину не хватало росших поблизости фруктов, и он решил дополнить свой стол простыми овощами.
Вот орангутанг достиг озера и, зайдя по колени в воду, принялся жадно пожирать растения, сгребая их к своей огромной, как у гиппопотама, пасти широкими, будто взмахи косы, движениями длинных рук. Он без передышки жевал сочные побеги, всем своим видом напоминая жующего жвачку быка.
Надеясь, что страшилище, занятое таким безобидным делом, не заметит его, Генри вскочил и быстро, но осторожно, стараясь ничем не привлечь к себе его внимания, побежал к дереву. Там он крепко обнял чуть живую от страха сестру и попытался как умел успокоить ее, изгладить в ее душе жуткое впечатление от встречи с рыжей гориллой.
Глава XXVI. В ТРЕВОЖНОМ ОЖИДАНИИ
Но, успокаивая сестренку, мальчик и сам еще не был вполне уверен в безопасности. Волосатое чудовище находилось в какой-нибудь сотне ярдов от них и в любой момент могло оставить свою трапезу, чтобы наброситься на детей. Надо было что-то предпринять для своего спасения. Но что? Бежать в лес и попытаться разыскать там отца и Сэлу? Мальчик боялся заблудиться и этим еще более ухудшить положение. Ведь должна же была обезьяна в конце концов наесться и вернуться в лес! И тогда ей ничего не стоило бы поймать детей.
Идти на поиски Муртаха? Но и это грозило окончиться неудачей, потому что дети не знали, в каком направлении он пошел.
Брат и сестра, как ни молоды были оба, сообразили, что самое лучшее остаться на месте.
Но как, в таком случае, привлечь к себе внимание отсутствующих? Кричать? Нет, нельзя: это прежде всего обратило бы на них внимание оранга и — что, пожалуй, самое главное — было бы совершенно бесполезно. Ведь Эллен кричала уже, когда увидела обезьяну, и, если бы взрослые могли услышать, они, разумеется, давно прибежали бы на ее тревожный крик. А если так, значит, кричать было не только опасно, но просто-напросто глупо.