Собрание сочинений, том 5. Белая перчатка. В дебрях Борнео. В поисках белого бизона.

Рид Томас Майн

– Какое создание?

– Да та самая малютка, о которой мы с вами говорим! Ее зовут мисс Лора Лавлейс. Я узнал это от ее горничной.

– Ха-ха-ха! Вы просто дурень, Стаббс, к счастью для вас! К счастью для меня, хочу я сказать. Будь вы одарены вкусом или рассудком, мы могли бы стать соперниками, а это, мой очаровательный корнет, было бы для меня большим несчастьем. Но теперь наши пути идут врозь. Вы видите что-то – ни вы, ни я не можем сказать, что именно, – в мисс Лоре Лавлейс. А я вижу нечто в ее кузине, и я могу понять и понимаю, что это такое. Я вижу совершенство! Да, Стаббс, сегодня утром у вас перед глазами была не только самая красивая женщина Бэкингемского графства, но, может быть, самая прекрасная в Англии! А вы

этого не поняли. Ну, не беда, достойный корнет! О вкусах не спорят. А ведь как хорошо, что не все думают одинаково!

– Верно, черт возьми! – согласился корнет. – Мне так маленькая больше нравится.

– Вы ее и получите. А теперь, Стаббс, раз я не могу выйти из комнаты с раненой рукой, подите вы и постарайтесь увидеть сэра Мармадьюка. Постарайтесь загладить вчерашнюю грубость и дайте ему понять – как-нибудь так, обиняком, – что мы с вами вчера перехватили лишнего на постоялом дворе. Расскажите о нашей последней кампании во Фландрии, о том, что там мы привыкли к вольной жизни. Словом, говорите что хотите, но постарайтесь смягчить его и расположить к нам. В конце концов, я не думаю, что этот почтенный дворянин так уж нелоялен. По всей вероятности, эта история с отзывом от двора его юного отпрыска и вызвала неудовольствие короля. Сделайте все возможное, чтобы настроить его дружелюбно. Помните: если вам это не удастся, мы с вами только и сможем, что посматривать на этих красоток через окно, как вы сегодня утром. И нечего и думать навязывать им наше общество! Если мы только попытаемся это сделать, сэр Мармадьюк может отправить своих цыплят в другое гнездышко, и тогда, корнет, наша квартира будет довольно скучной.

– Что же, мне сейчас пойти к сэру Мармадьюку? – спросил корнет.

– Чем скорей, тем лучше. Я думаю, они уже позавтракали. В деревне встают рано. Попытайтесь пройти в библиотеку. По всей вероятности, вы его найдете там: он слывет любителем книг.

– Сейчас же иду, черт возьми!

И с этим привычным восклицанием корнет торопливо вышел из комнаты.

– Я должен овладеть этой женщиной! – сказал Скэрти, поднявшись с кресла, и с решительным видом зашагал по комнате. – Я должен овладеть ею, даже если я погублю свою душу! О красота, красота! Единственная подлинная владычица мира! Ты можешь превратить тигра в кроткого ягненка, а ягненка сделать свирепым тигром! Чем я был вчера, как не тигром? Сегодня я покорен, укрощен, я кроток, как сосунок. А, черт! Если бы я только знал, что такая женщина смотрит на нас, – а ведь она была там, в этом нет никаких сомнений, – я мог бы избежать этого злополучного поединка. Она все видела, не могла не видеть! А я сброшен с лошади, побежден! О проклятье!

Это хриплое восклицание, вырвавшееся у него сквозь зубы, и злобное выражение лица красноречиво показывали, как горько он переживает свое унижение. И не только боль от вчерашней раны, – хотя это, наверно, усиливало его ярость, – терзала его, но и боль поражения, поражения на глазах у такой женщины, как Марион Уэд!

– Проклятье! – воскликнул он снова, в волнении расхаживая взад и вперед. – Кто этот человек? Что он представляет собой? Мне сообщили только его имя и ничего больше! Голтспер! Сэр Мармадьюк до вчерашнего дня не знал его. Но тогда, значит, и она не знала его? Разве могла у него быть возможность познакомиться с ней? Нет-нет! А может быть... – продолжал он, помолчав, и лицо его немного прояснилось, – может быть, они и сейчас не знакомы? Ведь, может быть, она и не видела этого злосчастного поединка? Кто знает, была ли она там? Во всяком случае, я ее не видел. В конце концов, ведь это может быть и женатый человек. Не так уж он молод. Но нет, я забыл про эту перчатку на его шляпе! Вряд ли это перчатка его жены. Ха-ха-ха! Но разве это что-нибудь доказывает? Я сам был когда-то женат, и это не мешало мне носить на шляпе любовные сувениры. Хотел бы я знать, кому принадлежит эта перчатка! Ах, черт возьми!

Скэрти

теперь уже не ходил, а метался по комнате, как будто бурный поток мыслей увлекал его за собой. Но едва это проклятье сорвалось с его уст, он вдруг точно застыл на месте, приковавшись взглядом к какому-то попавшемуся ему на глаза предмету.

Прямо перед ним на маленьком столике, стоявшем в глубине комнаты, лежала небрежно брошенная перчатка. Это была дамская перчатка с прикрепленными к ней отворотами, расшитыми золотой нитью и украшенными кружевом. Она казалась парой той перчатки, которая занимала сейчас его мысли, той самой перчатки, которая вчера красовалась на шляпе Генри Голтспера!

– Клянусь Небом, та же самая! – воскликнул он, и вся краска отхлынула от его лица, когда он, наклонившись, стал разглядывать ее. – Нет, не та же самая, – промолвил он, взяв перчатку и внимательно вглядываясь в нее. – Не та же самая, но парная к ней! Сходство полное: кружево, вышивка, узор – все! Я не могу ошибиться! – И, произнося эти слова, он злобно топнул ногой. Здесь что-то кроется! – продолжал он, овладев собой. – До вчерашнего дня сэр Мармадьюк не знал его. Он не может быть знаком с дочерью сэра Мармадьюка! И тем не менее он открыто носит ее перчатку на своей шляпе. Но ее ли та перчатка?.. А чья же? Может быть, она принадлежит той другой, племяннице? Нет-нет! Как ни мала эта перчатка, все же она слишком велика для крошечной лапки. Это перчатка Марион!

Несколько секунд Скэрти стоял, вертя в руках замшевую перчатку и рассматривая ее со всех сторон. Его побуждало к этому не простое любопытство; более сильное чувство отражалось на его мрачно нахмуренном и побледневшем лице.

– Меня опередили, клянусь Небом! – воскликнул он, и глаза его сверкнули отчаяньем и гневом. – Лежи здесь, – промолвил он, пряча перчатку на груди под камзолом. – Лежи здесь, страшная улика, поближе к моему сердцу, которое ты отравила горькими подозрениями! Сейчас ты никому не нужна, но... как знать!.. может, ты мне еще пригодишься.

И, охваченный мучительным чувством горечи и злобы, он с мрачной решимостью снова зашагал по комнате.

Глава XXVI. БУДУАР

Теплый золотистый свет осеннего солнца пробивался сквозь полураздвинутые занавески окна в доме сэра Мармадьюка Уэда.

Время было после полудня; окно, о котором шла речь, находилось в верхнем этаже и выходило на запад; из него открывался один из самых живописных видов бэлстродского парка. Солнечные лучи, проникая сквозь раздвинутые занавески, освещали прелестно убранную комнату с изящной обстановкой, по которой можно было с первого взгляда сказать, что это спальня юной леди.

Доказательство этому было налицо, так как сама юная леди стояла сейчас в оконной нише между раздвинутыми занавесями.

Солнечные лучи, сливаясь с золотом ее волос, казалось, нежились в этих золотистых косах. И солнечный свет тонул в ее голубых глазах, как в бездонном синем небосводе. На щеках ее играл нежный румянец; может быть, он был немножко бледнее обычного и напоминал собой чуть розовеющие облачка, тающие в закатном небе. Но никакое волнение не могло согнать краску с лица Марион Уэд – розы на ее щеках никогда не уступали места лилиям.

Юная леди стояла у окна и смотрела вдаль. Она обводила пытливым взглядом склоны холмов, всматривалась в густую завесу листвы ветвистых каштанов, в перелески и рощицы, где медленно бродило пестрое стадо или вдруг по зеленой опушке стремительно проносилась лань. Но ничто в этой панораме, открывавшейся перед ее взором, не вызывало у нее интереса и не привлекало ее внимания.

Чаще всего взгляд ее устремлялся к высоким воротам с серыми каменными столбами, сплошь заросшими плющом. Это был не главный въезд в парк; этими воротами пользовались лишь в редких случаях; они выходили с западной стороны ограды прямо на большую дорогу. Отсюда был кратчайший путь на Каменную Балку.