Собрание сочинений, том 6. Мароны. Всадник без головы.
Шрифт:
Да прекрасная дочь Джесюрона, очевидно, и не хотела остаться незамеченной. Вместе с констеблем пришли несколько помогавших ему красивых молодых плантаторов, которым только того и надо было, что поглазеть на нее. С той минуты, когда они появились во дворе, молодая хозяйка Счастливой Долины уже больше не отходила от окна.
Но лишь когда разбирательство уже началось, она села за занавеской и принялась разглядывать присутствующих. Сперва взгляд ее, насмешливый и небрежный, блуждал от одного лица к другому, но вдруг он стал более напряженным. Презрительная усмешка исчезла
Кто же так привлек внимание красавицы?
Не кто иной, как сам «подсудимый», молодой Герберт Воган.
Что выражал ее взгляд? Сочувствие? Неужели в груди прекрасной Юдифи шевельнулось благородное чувство жалости к молодому незнакомцу, историю которого она уже знала от Рэвнера? Нет, ее душа едва ли была способна на высокие порывы. И, однако, в ней впервые заговорило какое-то особое, новое чувство. Она даже отдернула занавеску и во все глаза смотрела на подсудимого, нимало не беспокоясь о том, какое впечатление это может произвести на окружающих.
Джесюрон, сидевший к ней спиной, ничего не видел, но от остальных это не ускользнуло. Молодой англичанин, как ни мало он был склонен в этот момент предаваться размышлениям о чем бы то ни было, кроме своего плачевного положения, не мог не заметить прелестного лица прямо перед собой. Заметил он и взгляды, которые бросала на него красавица. «Не дочь ли это старика, сидящего за судейским столом?» - подумал он.
Рэвнер изложил суть обвинения, после чего начался допрос обвиняемого.
– Ваше имя, молодой человек?
– обратился к нему судья.
– Герберт Воган.
Джесюрон поправил очки и удивленно взглянул на обвиняемого.
Констебль и все остальные были не менее поражены. Квэко, чей огромный рост позволял ему видеть все, что происходило на веранде, удовлетворенно пробормотал что-то, услышав фамилию, хорошо известную всей округе. Но у дочери Джесюрона это имя вызвало не только удивление: черные глаза ее метнули искры, выражение сочувствия сменилось злобой. Было очевидно, что это имя ей ненавистно.
– Герберт Воган?
– переспросил судья.
– Уж не родня ли вы мистеру Вогану, владельцу Горного Приюта?
– Я его племянник, - последовал лаконичный ответ.
– Племянник? Да неужели? Нет, вы действительно доводитесь ему племянником?
В голосе судьи слышалась радость. Он, Джекоб Джесюрон, будет судить родного племянника Лофтуса Вогана, обвиняемого в серьезном преступлении! Вот когда представился случай поквитаться с тайным недругом, отомстить за десятки обид, которые ему пришлось вытерпеть от высокомерного, заносчивого соседа!
Работорговец потер костлявые руки, взял понюшку табаку и злорадно усмехнулся. Некоторое время он сидел молча, продолжая усмехаться, погруженный в размышления. Затем стал внимательно разглядывать обвиняемого.
– Первый раз слышу, что у мистера Вогана есть племянник. Вы приехали из Англии, молодой человек?.. А еще у мистера Вогана есть племянники в Англии?
– Насколько мне известно, я его единственный
Проницательный Джесюрон понял, что молодой человек плохо осведомлен о семье дяди.
– Давно вы на Ямайке?
– Вот уже приблизительно сутки.
– Только-то? Как же это вы не в поместье у дяди?.. Вы виделись с ним?
– Да, конечно, - ответил Герберт небрежно.
– Вы остановились у него?
Герберт промолчал.
– Вы у него ночевали? Прошу прощения, молодой человек, но в качестве судьи я обязан...
– Я готов ответить, ваша милость.
– Герберт иронически подчеркнул это официальное обращение.
– Нет, я не ночевал в доме дяди. Я провел эту ночь в лесу.
– В лесу?!
– воскликнул Джесюрон вне себя от изумления.
– Вы провели ночь в лесу?
– Да, я спал в лесу под деревом. И не могу пожаловаться на постель, добавил Герберт шутливо.
– А дяде вашему известно, где вы ночевали?
– Полагаю, что нет. Да, я думаю, это мало его интересует, - ответил Герберт, не задумываясь над тем, какое впечатление произведут его слова.
Небрежность его тона не ускользнула от проницательного старика, и он заподозрил, что между дядей и племянником не все ладно. В его глубоко сидящих глазках вспыхнула радость. Он вдруг прекратил допрос и, знаком подозвав к себе Рэвнера и констебля, начал с ними шептаться.
Ни Герберт, ни остальные присутствовавшие не догадывались, о чем идет разговор, и поэтому результат его был для всех полной неожиданностью.
Когда Джесюрон вновь обратился к обвиняемому, в тоне и выражении лица старика произошла резкая перемена. Перед Гербертом был уже не сурово нахмурившийся судья, а скорее друг и покровитель - приветливый, улыбающийся, почти заискивающий.
– Мистер Воган!
– Джесюрон приподнялся со своего судейского кресла и протянул обвиняемому руку.
– Прошу прощения, если мои люди обошлись с вами грубо. Видите ли, в наших краях помощь беглому рабу - большое преступление. Но раз вы приезжий и не знаете наших законов, суд должен отнестись к вам снисходительно. Да к тому же беглецу - одному из моих рабов - не удалось скрыться. Его захватили мароны, и они обязаны мне его выдать. Я ограничусь наложением на вас штрафа. Вы обязаны его уплатить. А штраф вот какой: вам придется у меня отобедать. Полагаю, это достаточное для вас наказание... Мистер Рэвнер!
– крикнул он управляющему, указывая на Квэко: - Отведите-ка его в дом да накормите как следует... А вас, мистер Воган, прошу пожаловать ко мне. Разрешите представить вас моей дочери.
Было бы противоестественно, если бы Герберт не обрадовался неожиданно приятному обороту дела. И предстоящее знакомство с дочерью судьи, конечно, не умалило его радости. Всякий, даже самый нечувствительный человек, взглянув на эти прелестные глаза, испытал бы желание познакомиться поближе с их обладательницей. Презрительное выражение в них давно исчезло. И когда молодой англичанин, приняв приглашение своего бывшего судьи, пошел с ним к двери в дом, очаровательное лицо у окна засияло нежнейшей, лучезарнейшей улыбкой.