Собрание сочинений в 10 томах. Том 2: Третий глаз Шивы

Парнов Еремей Иудович

— Откуда тогда тревога?

— Как всегда, с так называемого черного рынка. Стали появляться цветные камушки: голубые, зеленые, несколько реже бледно-розовые. И, как на диво, все изумительно огранены. Почти сплошь одни «сердца» и «принцессы».

— Теперь понятно.

— Да. Вот мы и забили тревогу.

— Теперь понятно, — повторил Люсин. — Для меня это тоже новый и, должен сказать, совершенно неожиданный поворот.

— На это-то я и надеялся.

— Но пока ничего не могу вам сказать. Не готов, Вадим Николаевич. Абсолютно не готов.

— Понимаю.

— Буду

искать. Не уверен, что найду, поскольку очень вероятно, что ничего такого и нет. Но ваш вариант проверю. — Люсин был сугубо собран и деловит. Он забыл про изжеванный костюм и мокрые носки, которые противно скользили по кожаным стелькам. — Вы рассказали мне захватывающую историю, честное слово! Спасибо.

— Не стоит благодарности. — Костров воспринял изъявление признательности как намек и поднялся: — Если позволите, задержу вас еще на две минутки.

— О чем говорить, Вадим Николаевич! Здесь командуете парадом вы.

— Ладно, коли так. — Костров сел и потянулся за сигаретой. — Я не познакомил вас еще с одной тонкостью. Вы про оптические алмазы знаете?

— Что-то такое весьма неопределенно. — Люсин, припоминая, уставился в потолок. — Мне рассказывали о применении кристаллов в радиоастрономии, всевозможных лазерах, оптических компьютерах…

— Так вот, оптические алмазы совершенно незаменимы для некоторых особо тонких отраслей новой техники. И хотя зачастую они особенно хороши в ювелирном отношении, их пускают только по прямому назначению, не на сережки. Внешне уникальные электромагнитные, теплопроводные и пьезо-свойства оптических алмазов не выражаются. Но с помощью специальной электросхемы их легко выявить. Все наши скупки, как и другие торговые фирмы мира, нужным оборудованием располагают. Таким образом, каждый алмаз при покупке обязательно проверяется. Карат оптического оценивают в полтора-два раза выше обычного.

— Еще один источник наживы?

— Да. Несколько изъятых нами камней оказались оптическими. А ведь это очень редкое свойство! Наконец, все они были окрашены. Не думаю, чтобы здесь имело место случайное совпадение. Вероятность его совершенно ничтожна. Зато, если мы попробуем некоторые характеристики бриллиантов рассмотреть во взаимосвязи, получается любопытная последовательность: огранка «сердце», голубая вода, оптика. Одни только эти три качества при благоприятных сочетаниях позволяют повысить стоимость камня почти в десять раз.

— На целый порядок!

— На целый порядок, — подтвердил Костров. — Хорошенький камушек в три карата оценивается в шесть-семь тысяч долларов. Превратите его в голубое оптическое «сердце», и он потянет на все сорок, а то и пятьдесят. А если бриллиант пятикаратный? Десяти? Представляете себе эскалацию?

— Где вы нашли ваши камни?

— Незаконные валютные операции, попытка нелегального вывоза из страны.

— У перекупщиков, надо понимать?

— Заключительным звеном цепочки действительно были перекупщики, и все они показали, что приобрели бриллианты у неизвестных лиц. По некоторым деталям можно догадываться, что это были посредники, причем разные.

— Камни из мастерской?

— С

большой долей уверенности можно предположить, что огранены они именно там.

— Значит, у вас есть только два звена: начальное и конечное…

— А надо вытянуть всю цепь, все ее звенья, — досказал Костров.

— Будем работать, Вадим Николаевич. Обещаю всегда и везде помнить о ваших интересах, — с шутливой торжественностью сказал Люсин.

— О наших общих интересах, — осторожно поправил его Костров.

— О наших общих интересах. — Люсин протянул ему руку. — Для начала дайте мне ваших… как вы их назвали?… заблудших овец. Попробуем покумекать. Камушки тоже будет невредно поглядеть.

— Сегодня же вам будут присланы карточки, — пообещал Костров и ответил крепким пожатием. — За камнями тоже дело не станет.

— Можно один вопрос, Вадим Николаевич? — Люсин задержал его руку в своей. — Сугубо конфиденциальный.

— Конечно, пожалуйста! — с готовностью откликнулся Костров.

— Откуда вы знаете, чем теперь я занимаюсь?

— Как откуда? — Костров выказал удивление. — Товарищ генерал…

— Григорий Степанович, естественно, в курсе, — вкрадчиво заметил Люсин, — но как он вышел на вас?

— Точно не знаю, — подумав, сказал Костров. — Могу лишь предполагать.

— Очень интересно… — Люсин выжидательно замолк.

— С директором НИИСКа товарищ генерал связан?

— С Фомой Андреевичем? — Люсин задумался. — Едва ли, хотя какое-то касательство имел… По моей просьбе.

— Видимо, от Фомы Андреевича все и проистекает. Я ведь обращался к нему за консультацией.

— Вы? — удивился Люсин. — К Фоме?

— А что же тут особенного? — не понял его удивления Костров. — Вы же у него смогли побывать? Куда еще обращаться, если не в НИИСК?

— Все правильно, Вадим Николаевич, это я так. — Люсин про себя улыбнулся. — И какое впечатление произвел на вас Фома Андреевич?

— Среднее. Он, если сказать по правде, поторопился меня отшить. Не любит, видно, нашего брата.

— Он вообще никого не любит. К тому же не корифей.

— Это уж точно, — улыбнулся Костров, заражаясь вполне невинным желанием немного почесать язык на чужой счет. — Он из тех, для кого наука остановилась в день защиты докторской диссертации.

— Кандидатской, — поддержал Люсин. — Или в день отъезда в ооновский колледж. О камнях не с Фомой надо разговаривать.

— Он меня как раз и направил к одному профессору, Ковский фамилия. Только его застать трудно.

— Вы виделись с Ковским?! — Люсин почувствовал, что у него сильнее забилось сердце.

— Нет, к сожалению, — покачал головой Костров. — Звонил несколько раз, но без толку, а потом меня познакомили со сведущим человеком из Института кристаллографии, и надобность отпала. Знаете, на Ленинском проспекте? Напротив универмага «Москва»?

— Значит, вы не встретились с Аркадием Викторовичем… — задумчиво протянул Люсин. — А жаль! Он, кстати сказать, не профессор, хотя и доктор наук, профессора-то ему не дали, но это все ерунда, потому что его уже нет среди живых.