Собрание сочинений в 10 томах. Том 4
Шрифт:
Через минуту Фой крепко жал руку Адриану, громко говоря:
— Ну, как поживаешь, старина? Вид у тебя совсем хорош! Чего же ты валяешься в постели и допускаешь сиделок кормить тебя с ложечки?…
— Ради Бога, Фой, не ломай мне пальцы и перестань трясти меня, как крысу. Я знаю, ты это делаешь от души, только… — сказал Адриан, откидываясь на подушку, покашливая и придавая себе томный вид.
Обе женщины напали на Фоя за его грубость, напоминая, что он своей неосторожностью может убить брата, артерии которого очень слабы. Фою осталось
— Прошу прощения, — сказал он, — я не трону его и не стану говорить громко при нем. Слышишь, Адриан?
— Ты не нарочно, — слабо проговорил Адриан.
— Брат Фой, — прервала Эльза, умоляюще сложив руки и глядя ему прямо в лицо своими большими карими глазами, — прости меня, но я не в состоянии ждать дольше. Скажи мне, видел ли ты или слышал что-нибудь об отце во время своей поездки в Гаагу?
— Да, я видел его, — просто отвечал Фой.
— Ну, каков он?… Как все вообще?…
— Он был здоров.
— Свободен?… И вне опасности?…
— Свободен, но не могу сказать, чтобы вне опасности. Ведь теперь все мы в опасности, — отвечал Фой прежним спокойным голосом.
— Слава Богу и за это, — сказала Эльза.
— Не за что благодарить Бога, — пробормотал Мартин, вошедший в комнату за Фоем и стоявший, словно великан на выставке.
Эльза отвернулась, а Фой, двинув локтями назад, изо всей силы толкнул Мартина под ложечку. Мартин отшатнулся на шаг, но понял предупреждение.
— Ну, сын, какие вести? — заговорил в первый раз Дирк.
— Новостей много, — отвечал Фой особенно веселым голосом, радуясь про себя своей находчивости. — Вот, посмотри!
Он вынул из кармана сломанный нож и длинный костлявый палец с кольцом.
— О, — застонал Адриан, — прошу тебя, убери эту ужасную вещь.
— Ах, извини, — отвечал Фой, пряча палец назад в карман. — Ведь ты это не о ноже? Нет? Да, матушка, чудесную вы мне дали кольчугу: этот нож переломился об нее, как морковь, а все же, когда пробудешь в такой одежде три дня, не снимая, хочется освободиться от нее.
— Я вижу, у Фоя есть о чем рассказать, — утомленным тоном проговорил Адриан, — и чем скорее он все сообщит, тем скорее ему можно будет умыться. Начинай же с самого начала.
Фой начал с самого начала, и его рассказ заинтересовал даже безучастного Адриана. Он, однако, смягчил некоторые подробности, а кое-что даже совсем выпустил ради Эльзы, хотя сделал это не особенно искусно, так как не был дипломатом, и живое воображение слушательницы быстро дополнило все недосказанное. Обо всем, что касалось его самого и будущности Эльзы, он вовсе умолчал. В коротких чертах он рассказал о бегстве из Гааги, о потоплении казенной лодки, о плавании по каналам Харлемского озера с мертвым лоцманом на палубе «Ласточки», о погоне испанского корабля и о сокрытии сокровища.
— Где вы закопали его? — спросил Адриан.
— Сам не имею ни малейшего понятия, — сказал Фой. — В этой части озера до трехсот островов,
Но тут он вскрикнул от боли, Мартин, стоявший сзади него и, как предвидел Адриан, вставлявший по временам свое «да» или «нет», снял свой меч «Молчание» и рассеянно играл им, подбрасывая его и ловя, когда он падал. Но тут он вдруг засмотрелся в сторону и не успел подхватить свое оружие: тяжелая рукоятка упала прямо на ногу Фою и со звоном ударилась об пол.
— Ах ты, скотина! — взвыл Фой. — Ты раздробил мне палец. — Он на одной ноге заковылял к столу.
— Извините меня, менеер, — проговорил Мартин, — я сознаю, что был неосторожен, таков был и мой отец.
Адриан, вздрогнув от страшного шума, закрыл глаза и вздохнул.
— Ему дурно! — сердито сказала Лизбета. — Я знала, что так кончится весь ваш шум. Если вы не будете осторожнее, у него опять лопнет сосуд. Убирайтесь из комнаты. Можете досказать все внизу.
И она погнала их перед собой, как крестьянки гонят перед собой птицу.
— Мартин! — обратился Фой к слуге, когда они на минутку очутились одни, так как при первых признаках бури Дирк удалился. — Как это тебя угораздило уронить твой тяжелый меч прямо мне на ногу?
— А как это вас угораздило толкнуть меня локтем прямо в живот, менеер?
— Я сделал это, чтобы ты прикусил язык.
— А как зовут мой меч?
— «Молчание».
— Так вот, я уронил «Молчание» по той же причине. Надеюсь, вам не очень больно, но если бы даже и было больно, то делать нечего: без этого нельзя было обойтись.
Фой обернулся.
— Что ты хочешь сказать этим?
— Хочу сказать, что вы не имеете права говорить, куда девалась бумага, которую нам дала тетушка Марта.
— Почему? Я доверяю брату.
— Очень может быть, но в этом-то и беда. Нам доверена важная, опасная тайна. Не следует взваливать ее бремя на плечи других. Чего люди не знают, того они не могут и сказать, хеер Фой.
Фой продолжал смотреть на него во все глаза полувопросительно, полусердито, но Мартин ничего больше не говорил и только делал какие-то жесты, будто человек, с трудом, медленно вертящий колесо. Губы Фоя побледнели.
— Колесо? — шепотом спросил он.
Мартин кивнул головой и ответил также шепотом:
— Вы дали человеку в лодке бежать, а этот человек был Рамиро, испанский шпион, я в этом уверен. Если они ничего не будут знать, то не могут сказать. А мы, хотя и знаем, не скажем, ведь мы скорее умрем, хеер Фой.
Фой задрожал и прислонился к стене.
— Что может выдать нас?
— Кто знает, хеер Фой. Женщина… мужчина под пыткой… — Он придал особенное выражение своему голосу: — Ревность… тщеславие… месть… Придерживайте свой язык и не доверяйте никому: ни отцу, ни матери, ни невесте, ни… — и снова в голосе Мартина зазвучала особенная нота, — ни брату.