Собрание сочинений в 10 томах. Том 4
Шрифт:
Слава Богу! Ветер несколько улегся, но зато пошел густой снег и началась метель, так что Адриан с трудом мог разглядеть тропинку. Каково было бы умирать здесь, замерзая на этих песчаных холмах и чувствуя, что рядом находится дух ван Гоорля, который не спускает с тебя ввалившихся, голодных глаз. Пот выступил на лбу Адриана при этой мысли, и он пустился бежать к берегу большого канала, который, как он знал, должен был вывести его к мельнице. Тропинка поросла травой и идти было нелегко, так как наступила уже полная темнота и мокрые хлопья, летевшие прямо в лицо, покрыли дорожку скользким, белым налетом. Плотно завернувшись
В это самое мгновение снег на минуту перестал, и при слабом свете сумерек Адриан мог увидеть, что сделал хорошо, остановившись. Как раз против того места, где он стоял, в нескольких шагах от него, нижняя часть насыпи сползла, смытая с каменного основания постоянным, медленным течением воды. Если бы он сделал еще шаг дальше, он бы неминуемо полетел в грязь, откуда, еще неизвестно, удалось ли бы ему выбраться. Как бы то ни было, он в полумраке взобрался на каменное основание, еще державшееся на деревянных сваях, обнаженных, но пока еще не снесенных постоянно поднимающим их течением. Дорога была не из особенно приятных, так как направо расстилалось грязное болото, а налево, доходя почти до уровня насыпи, протекал темный, вздувшийся от дождей канал, изливавший свои воды в море.
«В следующий разлив и этого не останется, — подумал Адриан. — Тогда болото превратится в озеро, и плохо придется тому, кто очутится в это время обитателем Красной мельницы».
Он вышел на твердую землю, где шагах в пятистах на сумрачном небе вырисовывался призрачный силуэт мельницы с ее гигантскими крыльями. Адриан пошел к ней по тропинке, проложенной по небольшой насыпи, и очень изумился, услышав плеск весел в канале и мужской голос, говоривший:
— Слава святым! Доехали! Высаживайтесь скорее!
Адриан, которого все пережитое сделало осторожным, остановился в тени высокого берега канала и увидел, как из лодки поднялись три фигуры, или скорее две, так как двое вышедших на берег тащили или вели третьего между собой.
— Постой, пока я расплачусь, — раздался голос, показавшийся Адриану знакомым.
Затем послышался звон монеты, вперемежку с проклятиями в адрес погоды и расстояния. Снова раздался плеск весел, лодка отчалила, и в этот момент послышался испуганный нежный голос:
— Друзья, у вас есть жены и дочери, неужели вы оставите меня в руках этих негодяев? Ради Бога, сжальтесь надо мной.
— Позор!… И такая красивая девушка, — проворчал другой хриплый бас. Но рулевой крикнул:
— Знай свое дело, марш, Ян! Мы сделали то, на что подрядились, и получили деньги, а свои любовные дела пусть они уже устраивают сами. Прощайте! Ну, живо отчаливай!
Лодка повернула и исчезла в темноте.
На минуту сердце у Адриана замерло. Бросившись вперед, он увидел перед собой Симона-мясника и Черную Мег, а между ними какую-то фигуру, закутанную в шаль.
— Что это? — спросил он.
— Вам бы, кажется, следовало знать, хеер Адриан, — отвечала Мег, хихикая, — ведь мы этот тючок привезли из Лейдена, не щадя расходов, для вашего удовольствия.
Из «тючка» поднялась голова, и слабый свет упал на бледное, испуганное личико Эльзы Брант.
— Да воздаст вам Бог за это злое дело, Адриан, названный ван Гоорлем! — произнес слабый голос.
— За какое дело? —
— Не знаете, а между тем все сделано от вашего имени и вы ждете меня здесь. Меня схватили, когда я вышла пройтись, и эти чудовища притащили сюда. Неужели в вас нет сердца и вы не боитесь суда, что можете говорить такое?
— Освободите ее, — приказал Адриан, бросаясь на мясника, в руке которого так же, как в руке Мег, сверкнул нож.
— Отстаньте со своими глупостями и отойдите, хеер Адриан. Если вам нужно что-нибудь сказать, скажите своему отцу, графу. Пропустите, мы устали и озябли!
Взяв Эльзу под руки, они прошли мимо Адриана, которому пришлось отстраниться, так как он был без оружия.
И какую пользу могло бы принести его вмешательство теперь, когда лодка уехала и они были одни среди полнейшего безлюдья, в местности, где не было другого приюта, кроме этой полуразвалившейся мельницы? Адриан поник головой и побрел за Симоном и его женой по тропинке. Теперь он, наконец, понял, зачем они все это время жили на Красной мельнице.
Симон отворил дверь и вошел, но Эльза пошатнулась на пороге. Она даже попыталась оказать некоторое сопротивление, но негодяй толкнул ее так, что она споткнулась и упала лицом вниз. Этого Адриан не мог уже вынести. Рванувшись вперед, он ударил мясника изо всей силы кулаком в лицо, и в следующую минуту оба покатились на пол, борясь из-за ножа, который Симон не выпускал из руки.
Всю свою жизнь Эльза не могла забыть этой сцены. Позади нее открытая дверь, в которую, ударяя ей в лицо, летели снежные хлопья, впереди — большая круглая комната в нижнем этаже мельницы, освещенная только огнем торфа, пылавшего в очаге, и роговым фонарем, спускавшимся с потолка с балками из темного массивного дуба. И в этой неуютной, почти лишенной всякой мебели комнате, перед очагом, на грубом деревянном стуле, сидел и дремал Рамиро, испанская ищейка, затравивший ее отца, ненавистный Эльзе больше всего на свете, другие же двое — Адриан и шпион — катались по полу, а между ними сверкал нож.
Такова была картина, представшая перед глазами Эльзы.
Рамиро проснулся от шума, и на лице его отразился испуг, будто от виденного им страшного сна. Но в следующую минуту он понял, что происходит.
— Кто еще поднимет руку, того я проткну насквозь! — заявил он холодным ровным голосом, вынимая шпагу. — Встаньте, сумасшедшие, и говорите, в чем дело.
— Этот негодяй сейчас сбил с ног Эльзу Брант! — запыхавшись, заявил Адриан. — И я учу его за это.
— Он врет! — шипел Симон. — Я ее только подтолкнул вперед, и вы сами сделали бы так же, если б вам пришлось целые сутки возиться с такой дикой кошкой. С ней было труднее справиться, чем с любым мужчиной…
— Понимаю, — прервал Рамиро, совершенно овладев собою, — девичье жеманство, вот и все, а со стороны молодого человека горячность влюбленного. И тебе, почтеннейший Симон, вероятно, в былые дни приходилось испытывать то же. — Он взглянул на Черную Мег. — Не обижайтесь: молодежь всегда останется молодежью.
— И молодежи можно всегда всадить нож между ребер, если она вовремя не одумается… — проворчал Симон, выплевывая кусок сломанного зуба.
— Сеньор, зачем меня привезли сюда, вопреки всяким законам и справедливости? — перебила Симона Эльза.