Собрание сочинений в 10 томах. Том 9. Пылающие скалы. Проснись, Фамагуста
Шрифт:
— А я верю, — упрямо тряхнул головой Дмитрий Васильевич. — Верхний мел определенно дышит газом, и это как-то связано с превращением красноцветных пород.
— С восстановлением, — поправила Лебедева.
— Что ты сказала? — насторожился Северьянов.
— Я сказала, что трехвалентное железо восстанавливается до двухвалентного, и это, на мой взгляд, никак не связано с присутствием газа.
— Мое дело сформулировать задачу, а дальше делай что хочешь. Лишь бы выдала результат. Ваша химическая ахинея не для меня.
— Весьма лестно, конечно, но это ты зря. Физико-химический анализ — штука до ужаса прозаичная.
— А что мне с нее? Мне идея важна, осмысление, можно сказать, геологического процесса.
— В самом деле? — Анастасия Михайловна позволила себе лукаво прищуриться. — Тогда не мечи икру. Дай мне почувствовать себя человеком. Не торопи меня, Дима. Когда будет надо, я сама попрошусь в поле. Пока поживу тут, освоюсь, осмыслю, как тебе мечтается, — словом, изучу материал.
— Мне каждый день дорог.
— Именно поэтому.
— А как же Гоби? Аймак? Нас ведь ждут. Грандиозный сабантуй небось затевается…
— Летите, пируйте. И вообще — не втягивай меня в свои геологические авантюры. Подлинная наука не терпит суеты. Она требует сосредоточенности.
— Очень мило. Вот уж не знал, что ты стала такой. Одно слово, дамочка с норовом. — Было похоже, что он сдался.
— Да, я такая. Генеральша! У меня, Дима, муж генерал… Нам долго еще?
— Скоро будем на месте, — откликнулся молчавший всю дорогу шофер.
— А как насчет поесть в монгольской столице? — поинтересовалась Лебедева, закрепляя одержанную победу. — Чего-нибудь оригинального? — Она уже знала, что без стакана горячего чая головной боли не одолеть.
— Есть свои проблемы, — задумчиво откликнулся Северьянов. — Впрочем, у тебя в гостинице вполне респектабельный ресторан. Акклиматизируйся хоть там для начала, — мстительно акцентировал он и демонстративно отвернулся.
Анастасия Михайловна вновь с интересом приникла к окошку. Машина как раз въезжала на широкий мост через своенравную Толу, взбухшую от талых снегов. Впереди открывалась ничем не примечательная панорама стандартных городских кварталов с типовыми домами, строительными кранами и асфальтированными, заполненными народом улицами.
Лишь однажды промелькнула в разъеме между многоэтажными постройками чешуйчатая, с загнутыми углами крыша.
— Ой, что это? — радостно вскрикнула Лебедева, успев схватить глазом какие-то пестрые устрашающие личины и колючие драконьи хребты.
— Музей, — односложно ответил шофер.
— Бывший дворец государственного оракула, — пояснил Северьянов и вдруг добавил просительно: — Но на совещании ты все-таки появись.
VIII
Сквозь сон Рунова слышала, как пробили склянки в домике водолазов. Она долго следила, как ползут по стенам лунные тени. Потом окна стали понемногу светлеть, и обозначились узорно вырезанные листья дуба. Накопившаяся усталость сладкой ломотой ощущалась в теле, но спать не хотелось.
Она нехотя вылезла из спального мешка, натянула просохший за ночь купальник и ступила на мокрые от обильной росы доски веранды. Над водой еще висела дымка. Нарисованный на фасаде лабораторного корпуса огромный красный кальмар, обвивающий химическую колбу, — герб станции, едва угадывался темным расплывчатым силуэтом.
До начала «торжища», как называли здесь разбор собранных
Научный сотрудник — профессия массовая. Нечего удивляться, что среди ученых не так много по-настоящему умных людей. Как бы этого хотелось. И вообще ум и талант понятия, часто не совпадающие, а эрудиция — дело наживное, хватило б терпения. Но ведь есть же, черт возьми, нечто такое, что сразу бросается в глаза? То, что отличает настоящую повесть от убогой жвачки, настоящую научную работу от оформленных по всем правилам, но никому не нужных сообщений, заполонивших научную периодику?
«Нет, Сережа, в сущности, ничем не хуже многих, — убеждала себя Рунова. — И вообще, кто дал мне право судить его высшим судом?» — спрашивала она отстраненно, сознавая в глубине, что есть у нее такое право, как есть оно у каждого подлинного профессионала, который не только владеет всеми приемами ремесла, но и гордится им.
Налив в рукомойник воды из дождевой кадки и ополоснув лицо, Светлана Андреевна окончательно решила, что ограничит свой отзыв только конкретными поправками. И чтобы избавиться поскорее от нависшего гнета, решила пренебречь утренним купанием. Поставила чайник, схватила непрочитанные листы и прилегла на оленью шкуру. Ласковое шелковистое касание лишний раз напомнило ей, сколь многим обязана она хозяину этого дома.
Снимки, выполненные с увеличением до полутора тысяч, были наклеены лишь на одной стороне листа. Переворачивая страницу за страницей, Рунова то и дело встречала карандашные наброски на чистой стороне. По ним можно было проследить всю эволюцию бунгало. От первого замысла и фантастической программы-максимум до тщательно разработанных чертежей того самого милого домика из дерева и стекла, который янтарной капелькой повис над голубым полукругом бухты.
Творчество неотделимо и от чисто механической работы. Исследователь не только отыскивает новое, сравнивает, анализирует, сопоставляет, он еще и возится с микроскопом, меняет стеклышки на предметном столике и нажимает кнопку спускового тросика фотоаппарата. А потом вырезает из отпечатанных фотографий нужный объект и приклеивает его на страницу альбома. Одни, тихо посвистывая, думают в такие минуты о футболе или рыбной ловле, другие рассказывают анекдоты или спорят по поводу летающих тарелок, а этот Астахов разрабатывал проект бунгало.