Собрание сочинений в 10 томах. Том 9. Пылающие скалы. Проснись, Фамагуста

Парнов Еремей Иудович

— Как вы думаете, профессор, это очень серьезно? — с замиранием сердца осведомился Кирилл.

— Вы же видели, в каком она состоянии?.. Но будем надеяться на лучшее. Патогенное действие яда сказывается очень различно. Одни, как говорится, отделываются легким испугом, у других это протекает много сложнее.

— Но она… — Кирилл поперхнулся, не в силах выговорить до конца.

— Конечно же, нет, — понял его Александр Матвеевич. — Даже думать про это не надо… Однако последствия могут быть самые разные. По сути, гонионема единственное

по-настоящему опасное животное в наших водах.

— А морской дракончик? — напомнил Кирилл.

— Не идет ни в какое сравнение, хотя ваша правда, он вполне заслужил свою дурную славу… В конечном счете все зависит от вовремя оказанной помощи. Хочется верить, что она не опоздала. Нам очень повезло, что отыскался этот баллон. Вот уж действительно счастливая случайность! Ведь у нас никто не работает с кислородом.

— Вы случайно не знаете, профессор, как лучше всего добраться до Приморского?

— Хотите поехать? Очень похвально, молодой человек! Мне тоже обязательно следует навестить Светочку. Мы ведь с ней старые приятели, хоть так и не принято выражаться в отношении женщин. Особенно юных… Думаю, что мы сообразим что-нибудь насчет машины.

— Тогда, если позволите, я подойду утром.

— Утром? — Неймарк на мгновение заколебался. — Впрочем, вы совершенно правы, утречком будет лучше всего! Давайте так и договоримся… Вы что, плавали вместе со Светланой Андреевной или по работе знакомы? — деликатно полюбопытствовал он.

— По работе, — с лаконичной твердостью ответил Кирилл.

— Ее многие знают, — удовлетворенно кивнул Неймарк. — Очень яркая женщина, очень… Значит, до завтра, молодой человек?

Придя в лагерь, Кирилл зашел к начальнику лагеря попрощаться. Отделавшись от неизбежных вопросов общими замечаниями насчет здоровья и аллергических особенностей местной флоры, естественно вымышленных, он оставил записку для Тамары, препоручив ей все свое барахло. Что и говорить, это было не слишком великодушно, но, обычно щепетильный до крайности, он словно оглох к угрызениям. Ничто не задевало его, кроме единственной сверхзадачи. Не таскать же за собой палатку в конце-то концов? И чехлы с охотничьим снаряжением были бы до крайности неуместны. Решив взять только самое необходимое да еще подводную камеру, чтобы загнать, когда подопрет нужда, он забрался в спальный мешок и, вопреки ожиданиям, провалился в беспамятство.

Но просыпался зато тяжело, продираясь сквозь разрозненные видения с таким громоздким ощущением беды, что дыхание перехватывало. О том, что ждет его в Приморском, даже думать боялся, заклинал непокорное воображение.

До поселка они с Неймарком добрались без всяких приключений. Опытный Александр Матвеевич догадался остановить «рафик» у райкома. Наливайко оказался уже в курсе событий. Из кратких замечаний его на пространные разглагольствования профессора Кирилл понял одно: слава Богу, жива! Хоть ночь прошла для медиков хлопотно и состояние все еще остается

тяжелым, зажавшая горло стальная рука ослабила волчью хватку — жива! В больницу поехали вместе с секретарем, что существенно облегчило общение с медицинским персоналом.

Главный врач, пожилая румяная женщина с обесцвеченными гидропиритом волосами, никого до больной, конечно, не допустила, слегка обнадежив, что наблюдаются изменения к лучшему.

— Невзирая на то, что она все еще без сознания? — попытался уточнить Неймарк.

— Дыхание выровнялось, — объяснила главврач. — А это сейчас главное.

— Сердце? — Он продолжал обстоятельно расспрашивать.

— Пока без существенных перемен. Но сердце мы ей поддерживаем. Давление падает, вот что тревожно.

— Давление? — Александр Матвеевич сосредоточенно пожевал губами. — Отчего же давление? Значит, сердце все же справляется?

— Ох милый вы мой! — певуче вздохнула женщина и объяснила ему, как ребенку: — Борется сердце, изнемогает, потому как трудно ему. У больной наблюдаются патологические изменения печени.

— Это типично при подобных поражениях?

— К сожалению.

— Неужели ничего нельзя сделать? — не выдержал Кирилл. — Может, переливание крови. Так у меня первая группа!

— Все, что необходимо, мы делаем.

— Может, связаться с Москвой? — обратился Александр Матвеевич к Наливайко. — Директор Института тропической медицины мой хороший приятель, и я бы мог узнать…

— Да оставь ты в покое своего приятеля! — досадливо оборвал его Петр Федорович. — Как что, так сразу Москва! Мы здесь лучше их знаем, что нужно делать. Думаешь, первый случай такой? Как бы не так! Слушай лучше, что Анна Спиридоновна тебе толкует. — Он дружески подхватил врачиху под локоток. — Она не одного на моих глазах выходила. А в твоей тропической медицине они бы загнулись, так и знай! Правду я говорю?

— Случай непростой, — уклончиво ответила Анна Спиридоновна. — И пока не прошел острый период, трудно делать прогноз. На данный момент, говорю со всей ответственностью, непосредственной угрозы не наблюдается, а там посмотрим.

— Сколько он продолжается, острый период? — спросил Кирилл.

— Обычно дней пять… Потом можно будет провести все необходимые анализы и назначить лечение.

— Иные по полгода маются, — заметил Наливайко. — Вот же проклятый крестовичок!

— И часто у вас такое случается? — не отставал от Анны Спиридоновны неугомонный Неймарк.

— В плохие годы — три-четыре случая, а так крайне редко. Последнего больного — помнишь Арзамасова, Петр Федорович? — благополучно выписали три года назад.

— Но намучился он, бедняга, основательно!

— Да, довелось-таки повозиться. В печени возникли длительные и стойкие изменения.

— Ему даже пришлось на материк переселиться. Он, понимаете, водолазом у нас работал, а после такого камуфлета человеку на море делать нечего.