Собрание сочинений в 12 т. T. 12
Шрифт:
Истинный кошмар! Бедняга встал со скамейки и протянул руки как слепой. Еще немного, и он свалился бы с подмосток на землю.
— Что с тобой, Матифу? — воскликнул Пескад, схватив товарища за руку и не без труда оттаскивая его назад.
— Со мной… со мной… Что?
— Да, что с тобой?
— Вот что… — проговорил Матифу, собираясь с мыслями; хоть их было и не много, задача все же была не из легких. — Вот что… Надо мне с тобой поговорить, Пескад.
— Ну так говори, друг мой. Можешь не бояться, нас никто
Матифу присел на скамейку и могучей рукой осторожно, словно боясь переломать своему маленькому товарищу кости, привлек его к себе.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Спуск трабаколо
— Значит, ни с места? — спросил Матифу.
— Что ни с места? — переспросил Пескад.
— Да дела.
— Они могли бы идти походче, слов нет, но могло бы быть и того хуже.
— Пескад!
— Что, Матифу?
— Ты не рассердишься, если я что-то скажу?
— Может быть, и рассержусь, если оно того стоит.
— Так вот… тебе бы лучше со мной расстаться.
— Как это «расстаться»? Оставить тебя в беде? — спросил Пескад.
— Да.
— Говори, говори, чудак. Что ты еще придумал?
— Ну да… Я уверен, что если ты останешься один, ты живо выпутаешься из беды. Я тебя связываю, а без меня тебе ничего не стоит…
— Скажи-ка, Матифу, — серьезно отвечал Пескад, — ты ведь толстый, правда?
— Толстый.
— И большой?
— Большой.
— Так вот, никак не пойму, как это в тебе, хоть ты и толстый и большой, могла уместиться такая непомерная глупость, какую ты сейчас отмочил.
— Да почему же, Пескад?
— Да потому, друг мой, что она больше и толще тебя самого. Не хватало еще, чтобы я тебя бросил, дурья ты голова! Да если меня с тобой не будет, чем же ты, спрашивается, станешь жонглировать?
— Чем стану жонглировать?…
— Кто с опасностью для жизни станет прыгать через твою башку?
— Да я не говорю…
— Или перелетать с одной твоей руки на другую?
— Н-да, — промычал Матифу, не зная, что ответить на такие вопросы, поставленные ребром.
— Кто будет с тобой перед неистовствующей публикой… если паче чаяния публика соберется…
— Публика! — повторил Матифу.
— Итак, замолчи, — продолжал Пескад, — и давай-ка лучше смекнем, как бы нам заработать на ужин«
— Мне что-то не хочется есть.
— Тебе всегда хочется есть, Матифу, значит хочется и сейчас, — возразил Пескад и тут же обеими руками раздвинул огромные челюсти своего товарища, который прекрасно обходился без зубов мудрости. — Это видно по твоим клыкам, они у тебя, как у доброго бульдога. Да, что там ни говори, есть тебе хочется, и заработай мы хотя бы только полфлорина, хоть четверть флорина — ты поешь!
— Ну, а ты, малыш?
— С меня хватит и зернышка
— Чуднее… это верно.
— А я — наоборот. Чем меньше ем, тем больше худею, а чем больше худею — тем тоже становлюсь чуднее на вид. Так ведь?
— Так, — простодушно согласился Матифу. — Значит, Пескад, в моих же интересах как можно больше есть?
— Совершенно верно, толстый пес! А в моих интересах — есть поменьше.
— Значит, если еды окажется только на одного…
— Значит, она вся твоя.
— А если ее будет на двоих?
— Опять-таки она твоя. Какого черта, Матифу, ведь ты же стоишь двоих!
— Четверых… шестерых… десятерых… — вскричал силач, с которым и вправду не справились бы и десятеро.
Оставляя в стороне склонность к преувеличениям, свойственную всем атлетам как в древности, так и в наши дни, все же нельзя не признать, что Матифу одолевал всех борцов, которым приходило в голову помериться с ним силою.
О нем рассказывали две истории, свидетельствующие об его поистине сказочной силе.
Как-то вечером в нимском цирке покосился один из столбов, поддерживавших деревянное перекрытие. Раздался треск, зрители пришли в ужас, решив, что крыша вот-вот обрушится и всех задавит, а не то они сами передавят друг друга в узком проходе. Но, к счастью, в цирке оказался Матифу. Он бросился к покосившемуся столбу и подпер его своими богатырскими плечами; так он и простоял до тех пор, пока не опустел весь зал. Потом он ринулся вон из помещения, и крыша тотчас же рухнула.
Тут сказалась мощь его плечей. А вот о силе его рук.
Однажды в долине Камарги из загона вырвался разъяренный бык; он бросался на людей, ранил несколько человек и натворил бы великих бед, если бы не каш силач. Он двинулся навстречу быку, а когда тот стал к нему приближаться, занял оборонительную позицию. Вот бык, опустив голову, ринулся на великана, но тот схватил его за рога, мощным рывком повалил на спину, вверх ногами, и держал его в таком положении до тех пор, пока животное не связали и не обезвредили.
Можно бы вспомнить еще немало случаев, когда проявилась сверхчеловеческая сила Матифу, но и этих двух достаточно, чтобы представить себе не только его мощь, но и его отвагу и самоотверженность: ведь он не колеблясь ставил на карту свою жизнь, когда требовалось помочь ближним. Итак, это было существо столь же доброе, сколь и сильное. Но как-никак, чтобы не ослабнуть, ему надо было есть, — как утверждал Пескад. И Пескад заставлял его есть; он обделял самого себя, когда еды было только на одного и даже когда ее было на двоих. Однако в этот вечер на горизонте не виднелось ужина — даже на одного.