Собрание сочинений в 12 т. Т. 2
Шрифт:
– Хорошая мысль!
– воскликнул я.
– Если этот ручей будет нашим спутником, у нас появится больше оснований надеяться на успех нашего путешествия.
– А! Теперь и ты приходишь к тому же заключению, мой мальчик, - сказал, улыбаясь, профессор.
– Еще лучше, я уже пришел.
– Не торопись! Сперва отдохнем несколько часов.
Действительно, я совсем забыл, что была ночь. Хронометр указал мне на это обстоятельство. Вскоре, достаточно подкрепившись и отдохнув, мы погрузились в глубокий сок.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
На следующее утро
Мы позавтракали и напились превосходной железистой воды. Я чувствовал себя снова совершенно бодрым и твердо решил идти дальше. Отчего бы такому убежденному человеку, как дядюшка, с таким находчивым проводником, как Ганс, и с таким «сорви-голова» племянником, как я, не достигнуть цели? Вот какие прекрасные мысли рождались в моем мозгу! Если бы мне сделали предложение вернуться на вершину Снайфедльс, я отверг бы его с негодованием. Но речь шла, к счастью, только о схождении.
– Вперед!
– воскликнул я, будя своим восторженным возгласом древнее эхо земного шара.
В пятницу, в восемь часов утра, путешествие возобновилось. Гранитный извилистый коридор, петляя, представлял собою сложную путаницу лабиринтов и неожиданно заводил в тупики, но в общем главное его направление было на юго-восток. Дядя усердно наблюдал за компасом, чтобы иметь ясное представление о пройденном пути.
Галерея шла почти горизонтально, понижаясь не более, как на два дюйма через каждый туаз. Ручей мирно продолжал свой путь по узкой галерее. Он представлялся мне каким-то добрым духом, сопутствующим нам в наших блужданиях по кругам земного шара; и моя рука ласкала хладную наяду, чья песенка звучала в лад с нашими шагами. В моем воображении все принимало радужную мифологическую окраску.
Что касается дядюшки, он проклинал горизонтальность направления, ибо был «поклонником вертикали». Путь, по которому следовал дядюшка, тянулся бесконечно в одном направлении; и вместо того чтоб спускаться по радиусу Земли, дядюшка шел, как он выражался, по гипотенузе. Но у нас не было другого выбора, и пока мы приближались хоть медленно к центру Земли, не приходилось жаловаться.
Однако время от времени наклон увеличивался; ручей, журча, струился по галерее, и мы вместе с ним спускались в глубины.
В общем, и в этот день и в следующий дорога шла большей частью в горизонтальном направлении и сравнительно мало в вертикальном.
В пятницу, 10 июля, вечером мы должны были, по нашим расчетам, находиться в тридцати лье к юго-востоку от Рейкьявика и на глубине двух с половиной лье под Землей.
Но тут у нас под ногами разверзлась бездна. Дядюшка невольно захлопал в ладоши, обрадовавшись крутизне ее ската.
– Вот что нас поведет к цели!
– воскликнул он.
– И без труда, ведь выступы скалы образуют настоящую лестницу!
Мы начали спускаться. Я не считал это опасным, так как свыкся уже с подобными упражнениями. К тому же Ганс при спуске так приладил веревки, что исключалась возможность несчастья.
Эта шахта представляла собою пробитую в массиве узкую расселину, называемую «взбросом». Она, очевидно, образовалась благодаря сжатию земной коры
Через каждые четверть часа приходилось останавливаться, чтобы дать хорошенько отдохнуть ногам. Тогда мы садились на какой-нибудь выступ и, свесив ноги, болтали, закусывали и пили воду из ручья.
Само собой разумеется, что ручей Ганса обратился в водопад и уменьшился при этом в объеме, но воды в нем все же было более чем достаточно для утоления нашей жажды; впрочем, как только скат становился пологим, ручей начинал попрежнему тянуть свою песню. В эти минуты в моем воображении рисовался образ невозмутимого охотника за гагарами, тогда как, срываясь каскадами с крутизны, ручей напоминал мне моего достойного дядюшку в разгневанном состоянии.
Шестого и седьмого июля мы шли по спиралям этой трещины и проникли еще на два лье вглубь земной коры, что составляло свыше пяти лье ниже уровня моря. Но 8-го около полудня трещина приняла направление к юго-востоку, с более отлогим наклоном, приблизительно в сорок пять градусов.
Отсюда дорога стала ровной и совершенно однообразной. Иного трудно было бы и ожидать. В такой местности и не могло быть никакого разнообразия.
Наконец, в среду 15-го, мы находились на глубине семи лье под Землей и на расстоянии свыше пятидесяти лье от Снайфедльс. Хотя мы и были несколько утомлены, наше здоровье не оставляло желать ничего лучшего, и дорожная аптека еще не раскрывалась.
Дядюшка записывал ежечасно показания компаса, хронометра, манометра и термометра, которые впоследствии он думал опубликовать в научных записках о своем путешествии. Поэтому он мог дать себе точный отчет в настоящем положении. Когда он сообщил мне, что мы отошли в горизонтальном направлении на пятьдесят лье, я не мог удержаться от восклицания.
– Что с тобой?
– спросил он.
– Ничего, я только сообразил…
– Что, друг мой?
– А то, что если ваши вычисления правильны, то мы уже вышли за пределы Исландии.
– Ты думаешь?
– Мы можем легко в этом убедиться.
Я отмерил циркулем по карте нужное расстояние.
– Я не ошибся, - сказал я, - мы миновали мыс Портланд и, сделав пятьдесят лье в юго-восточном направлении, находимся теперь под водой.
– Под водой, - повторил дядюшка, потирая руки.
– Стало быть, - воскликнул я, - над нашими головами океан!
– Да, это весьма естественно, Аксель! Разве каменноугольные копи в Ньюкасле не лежат под водными потоками?
Профессор, конечно, находил наше положение весьма простым, но мысль, что я разгуливаю под дном океана, все же немного меня беспокоила. Впрочем, простирались ли над нашей головой равнины и горы Исландии, или же бушевали волны Атлантического океана, какое это имело значение? Только бы гранитные устои были прочны! Однако я скоро свыкся с этой мыслью, потому что галерея, то прямая, то извилистая, с неожиданными поворотами и обрывами, вела нас все время к юго-востоку и на большую глубину.