Собрание сочинений в 12 т. Т. 6
Шрифт:
– Невыполнимых приказаний не бывает.
– Как! А если я прикажу вам отправиться на Северный полюс?
– Я пойду, лейтенант.
– Да, но надо будет и возвратиться!
– добавил, улыбаясь, Джаспер Гобсон.
– Я возвращусь, - просто ответил сержант Лонг.
Пока между лейтенантом Гобсоном и сержантом шла эта беседа, миссис Барнет и Мэдж тоже время от времени обменивались несколькими словами, пользуясь для этого каждым случаем, когда какой-нибудь крутой подъем немного замедлял бег саней. Отважные женщины, надвинув на самые глаза теплые капоры из выдры, по пояс укрывшись плотной шкурой белого медведя, с изумлением глядели на неприветливую
– Какая удивительная страна!
– говорила миссис Барнет.
– Какая разница между этим полярным краем и вечнозелеными равнинами Австралии! Помнишь, милая Мэдж, как нас мучила жара на берегу залива Карпентария? Помнишь это неумолимо палящее небо, без единой тучки, без облачка?
– Нет, дочка, - отвечала Мэдж, - я не умею вспоминать. Ты хранишь в памяти пережитое, а я все забываю.
– Как, Мэдж!
– воскликнула миссис Барнет.
– Ты позабыла, что такое тропический зной Индии или Австралии? У тебя не осталось воспоминания о муках, которые мы испытали в пустыне, когда у нас не было ни глотка воды, когда солнце жгло чуть ли не до самых костей и даже ночь не приносила облегчение страданиям?
– Нет, Полина, нет!
– отвечала Мэдж, плотнее закутываясь в меха.
– Ничего не помню. Посуди сама, как мне помнить обо всех этих мучениях? О каком-то там зное, о муках жажды, - да к тому же помнить об этом в то время, когда кругом нас сплошной лед и мне достаточно опустить руки за край саней, чтоб набрать полные пригоршни снега! Мы тут дрогнем под медвежьими шкурами, а ты толкуешь про какую-то жару! Вспоминаешь палящие лучи, когда здесь апрельское солнце не в состоянии растопить даже сосульки у нас под носом! Нет, дочка, и не думай убедить меня, что где-то существует тепло, не уверяй, будто я когда-то жаловалась, что мне слишком жарко, - я все равно не поверю!
Миссис Барнет не могла удержаться от улыбки.
– Видно, ты сильно промерзла, бедняжка Мэдж?
– проговорила она.
– Конечно, дочка, промерзла, но не скажу, чтоб эта температура мне не нравилась. Напротив. Такой климат, должно быть, очень полезен, и я не сомневаюсь, что буду прекрасно себя чувствовать в этой части Америки! Положительно, это превосходная страна!
– Да, Мэдж, страна восхитительная, и мы еще ничего не видели из тех чудес, которые в ней таятся! Но дай нам только добраться до берегов Ледовитого океана, дай наступить зиме с ее горами льда, с ее снежной шубой, полярными бурями, северным сиянием, с россыпью ярких звезд, с долгой шестимесячной ночью, и тогда ты поймешь, как разнообразно повсюду и всегда творение создателя!
Так говорила миссис Барнет, увлеченная своим живым воображением. Глушь, суровый климат - все ей было нипочем: она не желала замечать ничего, кроме удивительных явлений природы. Инстинкт путешественницы был в ней сильнее разума. В этом студеном краю она видела только его поэтическую сторону, его грозную красоту,
Сколько сильных выносливых людей уже погибло здесь, не выдержав усталости, лишений, моральных и физических мук, свирепого мороза! Правда, отряду лейтенанта Джаспера Гобсона не предстояло проникнуть в самые высокие широты. Он не должен был непременно достичь полюса, по примеру всех этих Парри, Россов, Мак-Клюров, Кинов, Мортонов. Но дело в том, что за пределами Полярного круга опасности не возрастают пропорционально высоте широт - они повсюду более или менее одинаковы. Да, Джаспер Гобсон не предполагал забираться выше семидесятой параллели! Все это так. Однако нельзя забывать, что Франклин и его несчастные спутники погибли от холода и голода, не переступив даже шестьдесят восьмого градуса северной широты!
В санях, занимаемых мистером и миссис Джолиф, велась тем временем совсем иная беседа. Возможно, капрал во время проводов хватил лишнего, ибо происходило невероятное: он вел спор со своей маленькой женушкой. Да! Он ей противился, что случалось с ним лишь при самых исключительных обстоятельствах.
– Да нет же, миссис Джолиф, - твердил он, - не бойтесь! Бояться совершенно нечего! Управлять санями ничуть не труднее, чем колясочкой, в которую впряжен пони, и будь я проклят, если я не справлюсь с какой-то собачьей упряжкой!
– Я не сомневаюсь в твоей ловкости, - отвечала миссис Джолиф.
– Я прошу тебя только умерить свой пыл. Смотри! Ты уже опередил всех, и - слышишь - лейтенант Гобсон кричит, чтобы ты вернулся на свое место в хвосте отряда!
– Пусть его кричит, миссис Джолиф, - пусть кричит!
И, вновь хлестнув собак бичом, капрал еще наддал ходу.
– Осторожней, Джолиф!
– останавливала его жена.
– Не так быстро, тут же спуск!
– Спуск!
– отвечал капрал.
– Вы это называете спуском, миссис Джолиф? Да тут, наоборот, подъем!
– Говорю тебе - спуск!
– А я говорю - подъем! Смотрите! Вон как собаки тянут!
Но сколько он ни уверял, будто собаки тянут, они не тянули вовсе. Напротив, тут был спуск, и очень заметный. Сани летели с головокружительной быстротой и уже сильно вынеслись вперед. Мистера и миссис Джолиф то и дело встряхивало. Толчки, происходившие от неровностей снежного покрова, все учащались. Супругов кидало то вправо, то влево, ударяло друг о друга и подбрасывало ужасающим образом. Но капрал ничего не желал слушать - ни увещаний жены, ни криков лейтенанта Гобсона. Тот, понимая, как опасна такая бешеная езда, тоже погнал свою упряжку в надежде перехватить неосторожных, - а за ним и весь поезд пустился вскачь.
Капрал между тем знай себе мчался! Он упивался сумасшедшей скачкой - жестикулировал, кричал, размахивал своим длинным бичом, словно заправский погонщик собак.
– Замечательная штука этот бич!
– восклицал он.
– И здорово же эти эскимосы им владеют - как никто!
– Но ведь ты-то не эскимос!
– кричала его жена, пытаясь, но тщетно, схватить за руку своего неосторожного возницу.
– Говорят, - продолжал свое капрал, - говорят, будто эскимосы умеют стегнуть любую собаку по какому им месту вздумается. И что будто они даже могут оторвать кусочек собачьего уха концом этой твердой жилы. А ну-ка, попробуем…