Собрание сочинений в 14 томах. Том 1
Шрифт:
Байдарка повернулась бортом, и ее непременно захлестнуло бы прибоем, если б один из голых юнцов не вбежал в воду и не вытащил ее за нос далеко на песок. Человек поднялся и пытливо оглядел стоявших перед ним жителей селения. Грязная и изношенная полосатая фуфайка свободно облегала его широкие плечи, шея по- матросски была повязана красным бумажным платком. Рыбачья шапка на коротко остриженной голове, грубые бумажные штаны и тяжелые сапоги дополняли его наряд.
Несмотря на все это, он был удивительным явлением для рыбаков с дельты великого Юкона: всю жизнь перед глазами
Кугах-Резчик внезапно побежал, зацепился за собственную дубинку и упал.
– Нам-Бок! – закричал он отчаянно, стараясь подняться. – Нам-Бок, унесенный морем, вернулся!
Мужчины и женщины попятились, ребятишки обратились в бегство, прошмыгнув между ног взрослых. Один Опи-Куон, как и подобает старшине селения, проявил храбрость. Он вышел вперед и долго и внимательно разглядывал пришельца.
– Это в самом деле Нам-Бок, – сказал он наконец, и женщины, поняв по его голосу, что сомнений больше нет, завыли от суеверного ужаса и отступили еще дальше.
Губы пришельца нерешительно раскрылись, и смуглый кадык задвигался, словно силясь вытолкнуть застревавшие слова.
– Ля-ля, это Нам-Бок! – бормотала Баск-Ва-Ван, заглядывая ему в лицо. – Я всегда говорила, что Нам- Бок вернется.
– Да, Нам-Бок вернулся.
На этот раз говорил сам Нам-Бок; он перешагнул через борт и стоял одной ногой на суше, другой – на байдарке. Опять его горло напряглось, и видно было, что он с трудом подыскивает забытые слова. И когда он их наконец выговорил, они были странны на слух, и гортанные звуки сопровождались каким-то причмокиванием.
– Привет, о братья, – сказал он, – братья тех лет, когда я жил среди вас и попутный ветер еще не унес меня в море.
Он ступил на песок и другой ногой, но Опи-Куон замахал на него руками.
– Ты умер, Нам-Бок, – сказал он.
Нам-Бок рассмеялся.
– Взгляни, какой я толстый.
– Мертвые не бывают толстыми, – согласился Опи-Куон. – Ты хорошо упитан, но это странно. Еще ни один человек, ушедший с береговым ветром, не возвращался по пятам лет.
– Я возвратился, – просто ответил Нам-Бок.
– Тогда, быть может, ты тень. Проходящая тень Нам-Бока, который был. Тени возвращаются.
– Я голоден. Тени не едят.
Но Опи-Куон был смущен и в мучительном сомнении провел рукой по лбу. Нам-Бок тоже был смущен; он обводил глазами лица стоявших перед ним рыбаков и не видел в них привета. Мужчины и женщины шепотом переговаривались между собой. Дети робко жались за спины старших, а собаки, ощетинившись, скалили морды и подозрительно
– Я родила тебя, Нам-Бок, и кормила тебя грудью, когда ты был маленький, – жалостливо молвила Баск- Ва-Ван, подходя ближе. – И тень ты или не тень, я и теперь дам тебе поесть.
Нам-Бок шагнул было к ней, но испуганные и угрожающие возгласы заставили его остановиться. Он сказал на непонятном языке что-то очень похожее на «о черт!» и добавил:
– Я человек, а не тень.
– Что можно знать, когда дело касается неведомого? – спросил Опи-Куон отчасти у самого себя, отчасти обращаясь к своим соплеменникам. – Сейчас мы есть, но один вздох – и нас нет. Если человек может обратиться в тень, то почему тень не может обратиться в человека? Нам-Бок был, и его нет. Это мы знаем, но мы не знаем, Нам-Бок ты или его тень?
Нам-Бок откашлялся и ответил так:
– В давно прошедшие времена, Опи-Куон, отец твоего отца ушел и возвратился по пятам лет. И ему не отказали в месте у очага. Говорили… – Он значительно помолчал, и все замерли, ожидая, что он скажет. – Говорили, – повторил он внушительно, рассчитывая на эффект своих слов, – что Сипсип, его жена, принесла ему двоих сыновей после его возвращения.
– Но он не вверялся береговому ветру, – возразил Опи-Куон. – Он ушел в глубь суши, а это так уж положено, что по суше человек может ходить сколько угодно.
– Так же точно и по морю. Но не в том дело. Говорили… будто отец твоего отца рассказывал удивительные истории о том, что он видел.
– Да, он рассказывал удивительные истории.
– Мне тоже есть что порассказать, – хитро заявил Нам-Бок. И, заметив колебания слушателей, добавил: – Я привез и подарки.
Он достал из своей лодки шаль дивной мягкости и окраски и набросил ее на плечи матери. У женщин вырвался дружный вздох восхищения, а старая Баск-Ва-Ван стала щупать и гладить рукой яркую ткань, напевая от восторга, как ребенок.
– У него есть что рассказать, – пробормотал Кугах.
– И он привез подарки, – откликнулись женщины.
Опи-Куон видел, что его соплеменникам не терпится послушать чудесные рассказы, да и его самого разбирало любопытство.
– Улов был хороший, – сказал он рассудительно, – и жира у нас вдоволь. Так пойдем, Нам-Бок, попируем.
Двое мужчин взвалили байдарку на плечи и понесли ее к костру. Нам-Бок шел рядом с Опи-Куоном, прочие жители селения следовали за ними, и только несколько женщин задержались на минутку, чтобы любовно потрогать шаль.
Пока шел пир, разговору было мало, зато много любопытных взглядов украдкой было брошено на сына Баск-Ва-Ван. Это стесняло его, но не потому, что он был скромного нрава, а потому, что вонь тюленьего жира лишила его аппетита; ему же во что бы то ни стало хотелось скрыть это обстоятельство.
– Ешь, ты голоден, – приказал Опи-Куон, и Нам- Бок, закрыв глаза, сунул руку в горшок с тухлой рыбой.
– Ля-ля, не стесняйся. Тюленей этот год было много, а сильные мужчины всегда голодны.
И Баск-Ва-Ван обмакнула в жир особенно отвратительный кусок рыбы и, закапав все кругом, нежно протянула его сыну.