Собрание сочинений в 14 томах. Том 5

Лондон Джек

Ганс бросился на упавшего Деннина и бешено замолотил по нему кулаками. Он бил и бил, словно молотом по наковальне, и когда Эдит почувствовала, что тело Деннина обмякло, она разжала пальцы и отползла в сторону. Она лежала на полу, тяжело дыша, и наблюдала за дракой. Град ударов продолжал обрушиваться на Деннина, но тот, казалось, не замечал их. Он даже не шевелился. Наконец, Эдит поняла, что Деннин потерял сознание. Она крикнула Гансу: «Перестань!» Крикнула еще раз, но Ганс не слышал. Тогда она схватила его за руку, но он и тут не обратил на нее внимания.

То, что сделала

затем Эдит Нелсон, не было продиктовано рассудком. Ею руководили не жалость, не покорность заповеди «Не убий». Безотчетное стремление к законности, этика расы, вкоренившаяся с детских лет, – вот что побудило Эдит Нелсон броситься между мужем и Деннином и прикрыть своим телом беззащитное тело убийцы. Не сразу осознал Ганс Нелсон, что бьет свою жену; наконец, удары прекратились. Эдит оттолкнула Ганса от Деннина, и он подчинился ей, как свирепый, но послушный пес подчиняется хозяину, когда тот гонит его прочь. Да, Ганс Нелсон был похож на цепного пса: ярость, клокотавшая в нем, звериным рычанием вырывалась из горла, и он снова и снова делал попытку броситься на свою жертву. Но всякий раз Эдит быстро заслоняла Деннина собственным телом. Все дальше и дальше отталкивала она Ганса от Деннина. Еще никогда не видала Эдит своего мужа в таком состоянии. Он внушал ей страх. Даже Деннин в разгар их схватки не был ей так страшен. Она не могла поверить, что это взбесившееся существо – ее муж, Ганс, и содрогнулась, почувствовав безотчетный ужас перед ним, словно это был дикий зверь, каждую минуту готовый вцепиться ей в руку.

С минуту Ганс еще колебался – он то порывался вперед, одержимый упрямым стремлением снова броситься на свою жертву, то отступал, боясь ударить жену. Но она так же упрямо преграждала ему путь, пока, наконец, к нему не вернулся рассудок, заставив его смириться.

Они поднялись на ноги. Ганс, шатаясь, попятился назад и прислонился к стене; по лицу его пробежала судорога, глухое рычание, клокотавшее в горле, понемногу стихло. Наступила реакция. Эдит стояла посреди комнаты, ломая руки, прерывисто дыша и всхлипывая; ее трясло, как в лихорадке.

Ганс тупо уставился в одну точку, но глаза Эдит дико блуждали по комнате, словно стремясь запечатлеть все подробности. Деннин лежал неподвижно. Стул, отброшенный в сторону в этой неистовой свалке, лежал рядом с ним. Из-под тела Деннина наполовину высовывалась двустволка. Два патрона, которые он не успел вложить в ствол и сжимал в руке, пока не потерял сознания, валялись на полу. Харки лежал ничком там, где его сразила пуля, а Дэтчи по-прежнему сидел, склонившись головой на стол, окунув копну волос в тарелку с кашей. Эта стоявшая торчком тарелка приковала к себе внимание Эдит. Почему она не падает? Какая нелепость! Если убили человека, это еще не значит, что тарелка с кашей должна стоять торчком!

Эдит обернулась к Деннину, но ее взгляд снова невольно возвратился к тарелке. В самом деле, это просто нелепо! Эдит вдруг почувствовала непреодолимое желание рассмеяться. Затем она ощутила тишину, царившую в комнате, и забыла о тарелке. Теперь ей хотелось только одного: чтобы эта томительная тишина чем-то разрядилась. Пролитое кофе стекало со стола на пол, и монотонный

стук капель еще сильней подчеркивал тишину. Почему Ганс молчит? Почему он ничего не делает? Она взглянула на него, хотела что-то сказать, но язык ей не повиновался, горло у нее как-то странно болело, во рту пересохло. Она молча смотрела на Ганса, а Ганс смотрел на нее.

Внезапно резкий металлический звон всколыхнул тишину. Эдит вскрикнула и метнула взгляд на стол. Тарелка упала. Ганс глубоко вздохнул, словно пробуждаясь от сна. Звон упавшей тарелки вернул их к жизни в новом, незнакомом им мире. Здесь, в стенах хижины, родился этот новый мир, в котором им предстояло отныне жить и действовать. Старый мир исчез безвозвратно. Впереди все было ново, полно неизвестности. Неожиданное сместило перспективу, обесценило ценности и, озарив все своим колдовским светом, смешало реальное с нереальным, сплетя их в странный, путаный клубок.

– О господи, Ганс! – вымолвила, наконец, Эдит.

Ганс молча уставился на нее широко раскрытыми, полными ужаса глазами. Медленно обвел он взглядом комнату, словно видел все это впервые, затем надел шапку и направился к двери.

– Куда ты? – спросила Эдит, охваченная страхом.

Он уже взялся за дверную скобу и ответил, стоя к жене вполуоборота:

– Рыть могилы.

– Не оставляй меня, Ганс, одну… – ее взгляд обежал комнату, – с этим…

– Рано или поздно все равно придется рыть, – ответил он.

– Но ты же не знаешь, сколько могил, – возразила она, чуть не плача, и, заметив, что он колеблется, добавила: – А потом мы пойдем вместе, и я помогу тебе.

Ганс подошел к столу и машинально снял со свечи нагар. Затем они вдвоем произвели осмотр. Дэтчи и Харки оба были убиты наповал, и вид их был ужасен, так как убийца стрелял почти в упор. К Деннину Ганс отказался притронуться, и Эдит пришлось подойти к нему самой.

– Он жив, – сказала она Гансу.

Тот подошел и заглянул убийце в лицо.

– Что ты говоришь? – спросила Эдит, уловив какое-то нечленораздельное бормотание.

– Будь я трижды проклят, что не прикончил его, – последовал ответ.

Эдит, опустившись на колени, склонилась над телом Деннина.

– Отойди от него! – сказал вдруг Ганс хриплым, странно изменившимся голосом.

Она быстро, тревожно взглянула на мужа. Подняв двустволку, брошенную Деннином, он вкладывал в нее патроны.

– Что ты хочешь делать? – закричала Эдит, вскочив на ноги.

Ганс молчал, но она увидела, что он поднимает ружье к плечу, и, быстро ухватившись рукой за ствол, толкнула его вверх.

– Оставь! – хрипло крикнул Ганс.

Он старался вырвать у нее двустволку, но она подошла ближе и обхватила его руками.

– Ганс, Ганс, очнись! – молила Эдит. – Ты сошел с ума, Ганс!

– Он убил Дэтчи и Харки, – последовал ответ, – и я убью его.

– Но так нельзя, – запротестовала она. – На это есть закон.

Ганс только презрительно скривил губы в ответ, словно говоря: «Закон? В этой глуши?», – и снова повторил тупо, упрямо:

– Он убил Дэтчи и Харки.

Жена старалась убедить его, но на все ее доводы Ганс твердил одно: