Собрание сочинений в 15 томах. Том 9
Шрифт:
– Не – щелк – поставлю!
– Нет – щелк – вы приведете все в порядок!
– И не подумаю – щелк! Отпустите сейчас же!
Мистер Распер схватил одной рукой руль велосипеда, другой – мистера Полли за шиворот. Мистер Полли закричал: «Пустите меня! Слышите, немедленно пустите!» – и двинул изо всех сил мистера Распера локтем под ложечку. Тогда Распер с громким, прочувствованным воплем, который на бумаге можно приблизительно изобразить как «У-у-у – щелк!», выпустил руль велосипеда, ухватил мистера Полли за кепи и за шевелюру и согнул его пополам. Но мистер Полли, собрав силы и выкрикивая слова, которые знает каждый, но никто не осмелится напечатать, ударил головой мистера Распера в живот,
Потом тому и другому вдруг показалось, что у противника стало в десять раз больше рук и голосов и что силы врага заметно прибавились. Покорившись судьбе, они прекратили битву. И почувствовали, как их отдирают друг от друга и крепко держат внешне шокированные, но в душе ликующие соседи, требуя объяснения происходящему.
– Он – щелк – должен все поставить на место! – задыхаясь, проговорил мистер Распер, сдерживаемый опытными руками Хинкса. – Я только попросил его – щелк – поставить все на место.
Мистер Полли находился в объятиях маленького Клэмпа, хозяина игрушечной лавки, который держал его, применив какой-то очень сложный и неудобный прием, – как он потом объяснил Уинтершеду, это была комбинация из романтического «джиу-джитсу» и не менее романтической «полицейской хватки».
– Ведра! – едва переводя дыхание, попытался было объяснить мистер Полли. – Загородил весь тротуар своими ведрами! Взгляните сами!
– Преднамеренно – щелк – наехал – щелк – на мои товары! И вообще любит – щелк – играть у меня на нервах, – объяснял мистер Распер.
Оба они говорили от чистого сердца и приводили веские доводы. Каждый хотел, чтобы публика отнеслась к нему как к честному и здравомыслящему человеку, борцу за правду и справедливость. Они хотели убедить зрителей, что их сражение – это происшествие, заслуживающее серьезного внимания общественности. Они хотели доказать, разъяснить, убедить, что их действиями руководила необходимость. Мистер Полли считал, что, сунув ногу в бак для мусора, он совершил самый благородный и честный поступок во всей своей жизни, а мистер Распер, в свою очередь, был уверен, что трепка, какую он задал мистеру Полли, была единственным безупречным и волнующим действием в его до сих пор ничем не примечательной жизни. Но и тому и другому было ясно, что они легко станут посмешищем в глазах людей, если не будут осторожны в выражениях и переступят хотя бы на волосок ту грань, которая отделяет доблестных, гордых мужей от жалких драчунов.
Мистер Чаффлз, зеленщик, о котором ходила дурная молва, подойдя к окружавшей противников толпе, молча, как и подобает существу отверженному, с печальным, серьезным и сочувствующим лицом поднял велосипед мистера Полли. Мальчишка-рассыльный из лавки Гэмбелла, следуя
– Он – щелк, – он сам должен все убрать! – протестовал мистер Распер.
– Из-за чего поднялся скандал? – спросил мистер Хинкс, в третий раз легонько встряхивая мистера Распера. – Он вас оскорбил, обозвал как-нибудь?
– Я просто наехал нечаянно на его ведра. С каждым может случиться, – сказал мистер Полли. – А он выскочил из лавки и давай меня душить.
– Оскорбление – щелк – словом и действием! – возмущался Распер.
– Это он оскорбил меня действием, – заявил мистер Полли.
– Подшиб – щелк – ногой бак для мусора. – Разве это не оскорбление действием? – спрашивал мистер Распер.
– Хватит! – сказал мистер Хинкс.
– Как некрасиво они оба себя ведут, – вздохнул мистер Чаффлз, втайне радуясь, что на этот раз не он, а другие преступили моральные устои общества.
– Кто-нибудь видел, как все началось? – спросил мистер Уинтершед.
– Я все видела. Я как раз в это время стояла у окна, – вдруг вмешалась в разговор миссис Распер, появившись на пороге и оглушая толпу мужчин и мальчишек пронзительным визгом. – Если нужен свидетель, лучшего свидетеля не найти. Я надеюсь, что имею право рассказать о том, как пострадал мой муж. На моих глазах он вышел из лавки и очень вежливо обратился к мистеру Полли, а тот как соскочит со своего велосипеда и прямо на наши ведра, а потом как ударит головой мистера Распера в живот. А мой муж только что пообедал, и здоровье у него не ахти какое. Я чуть было не стала звать на помощь. Но тут Распер, это я должна признать, задал такую взбучку нахалу…
– Ну, я, пожалуй, пойду домой, – прервал ее мистер Полли, почувствовав, что англо-японские тиски, сжимавшие его, ослабли, и протянул руки к велосипеду.
– В другой раз неповадно будет наезжать на чужие ведра, – сказал мистер Распер с видом человека, преподнесшего хороший урок своему ближнему.
Дальнейшие события разворачивались на фоне нескончаемых свидетельских показаний миссис Распер.
– Я подам на вас в суд за оскорбление действием, – проговорил мистер Полли, готовый увести свой велосипед с поля битвы.
– И я – щелк – тоже! – ответил мистер Распер.
– Это ваш? – спросил кто-то, протягивая мистеру Полли воротничок.
Мистер Полли потрогал шею.
– Кажется, мой. Где-то еще должен быть галстук.
Какой-то мальчишка вручил мистеру Полли перепачканную полоску голубой материи в горошек.
– Из-за таких, как вы, человек не может быть спокоен за свою жизнь, – заметил мистер Полли.
– Из-за таких, как вы, – щелк – тоже! – не полез за словом в карман мистер Распер.
Ни той, ни другой стороне судебное разбирательство не принесло удовлетворения; суд признал виновными обоих – и мистера Распера и мистера Полли; председатель суда вынес порицание и миссис Распер за ее слишком пристрастные показания, прерывая ее время от времени вежливыми, но решительными и строгими замечаниями: «Это уж слишком, сударыня! Отвечайте на вопрос! Отвечайте на вопрос!»
Обязав обе стороны впредь соблюдать общественное спокойствие, председатель суда сказал:
– Очень жаль, что вы не умеете вести себя, как подобает почтенным лавочникам. Вы показываете дурной пример молодым людям. Очень, очень жаль. Что будет хорошего для вас, для города, что вообще будет хорошего, если все почтенные лавочники нашего города вдруг начнут драться друг с другом на улице в послеобеденные часы? На этот раз мы проявляем снисходительность и отпускаем вас, но надеемся, что это послужит вам хорошим уроком. Я никак не ожидал, что лица вашего положения будут судимы за драку. Очень, очень прискорбный случай. Как вы считаете?