Собрание сочинений в 19 томах. Том 2. Сильные мира сего
Шрифт:
Вскоре они перестали так оживленно проводить время по утрам. Оливье начал подолгу нежиться в постели, и теперь Изабелла приходила к нему завтракать. Часто он просыпался с тяжелой, словно налитой свинцом головой, но никогда не жаловался.
Супружеская чета казалась безмятежно счастливой, и это немало забавляло друзей. Одну только госпожу де Ла Моннери раздражали новые отношения, установившиеся между ее старым другом и племянницей.
– Итак, голубок, вы довольны? – спрашивала она Оливье.
– Весьма доволен, тетушка, –
Однако вечера, когда он особенно долго причесывался в ванной, что служило своего рода условным сигналом, становились все реже и реже. Теперь за обедом он избегал взгляда Изабеллы. Нередко он слышал, как жена его ходит взад и вперед по комнате и даже вздыхает. Тогда он без особого желания оставался в ванной дольше, чем хотел, а порой она сама входила туда и, словно по рассеянности, начинала раздеваться в его присутствии. А потом в постели, погасив свет, он подолгу лежал рядом с нею недвижимо, словно дал обет воздержания. В конце концов он просил ее о помощи.
– Это утомит тебя, darling, – шептала она.
– Нет, нет, мне так приятно.
А еще через некоторое время она уже не ждала его просьб.
Однажды, одеваясь, Оливье почувствовал головокружение и рухнул на кровать; несколько минут он пролежал без сознания, почти бездыханный. Создалось впечатление, что он потерял равновесие, натягивая брюки. С этого дня распорядок их жизни на некоторое время изменился. На рассвете он появлялся в спальне жены, а потом возвращался к себе и спал до полудня; затем слонялся по комнатам, зевал уже с обеда и укладывался в постель сразу после чая.
Но постепенно жизнь вошла в прежнюю колею.
Итак, сбор последнего урожая проходил с большими трудностями. Угадывая приближение конца, Изабелла все меньше щадила мужа. Казалось, она решила: «Надо пользоваться, пока не поздно. Когда он уже совсем сдаст, как-нибудь обойдусь».
Впрочем, у Оливье был по-прежнему здоровый вид и хороший цвет лица; как и раньше, речь его отличалась приятным юмором. Изабелла была почти искренна, уверяя себя, что новый образ жизни не вредит организму Оливье. А он между тем с нетерпением ждал слишком коротких, по его мнению, периодов, когда она бывала нездорова. Только в такие дни он отдыхал.
Внезапно в доме появилась госпожа Полан, которую Изабелла уже давно не видела. Старуха пришла узнать, как поживают Изабелла и господин Меньерэ.
– Он себя великолепно чувствует, еще никогда не был таким бодрым, – ответила Изабелла.
– Неужели? Я очень рада.
У госпожи Полан был удивленный, почти разочарованный вид. Так как стояла зима, она снова надела кроличью горжетку.
– Ну что ж, дорогая мадемуазель Изабелла… Ах, извините, я хотела сказать – госпожа Меньерэ, никак не привыкну… Выходит, вам больше повезло, чем мне, – сказала она. – А мой, вы знаете…
– Что случилось, Полан?
– Все еще не вернулся. Но мне известно, где он. И я не решаюсь просить
Она приложила к уголкам глаз, а потом к кончику носа скомканный платочек.
– Бедняжка Полан! – сказала Изабелла.
– К счастью, я помногу занята у генерала, и это меня отвлекает. Я делаю для него все, что в моих силах. Он постоянно твердит: «Полан – мой начальник штаба!» Мы с ним отлично ладим. Его мемуары сильно продвинулись, это очень увлекательно!
Гостья удалилась, а Изабелла так и не поняла, зачем Полан приходила. Но оказалось, она появилась всего лишь на несколько часов раньше…
Среди ночи телефонный звонок разбудил профессора Лартуа, из трубки доносился голос обезумевшей Изабеллы.
– Доктор, приходите сейчас же! Оливье… мой муж… Умоляю, сейчас же… – кричала она.
В квартире все было перевернуто вверх дном; Оливье Меньерэ с выкатившимися глазами лежал, уткнувшись лицом в окровавленную подушку. Струйки еще не свернувшейся крови текли у него из носа и изо рта. Лартуа оставалось только констатировать смерть.
Изабелла со следами крови на волосах, на шее и на вороте ночной сорочки, забившись в кресло, тряслась в нервном припадке и вопила:
– Это ужасно! Ужасно! Нет, нет!.. Он был рядом, возле меня! И вдруг эта кровь! Нет!.. Он сжимал меня с такой силой, это просто ужасно! Он душил меня! Я не могла освободиться! Мне пришлось позвать прислугу! Ужасно!
– Довольно, успокойтесь, милочка, – жестко сказал Лартуа.
– Не может быть! – выкрикивала она. – С такой силой!.. Ужасно!
Лартуа заставил ее встать, отвел в ванную и губкой сам смыл с нее кровь.
– Недурное занятие! – пробормотал он.
– Доктор, скажите, это моя вина? Моя? О, не может быть!..
– Ваша вина… не ваша вина… Прежде всего это его вина, – ответил Лартуа. – В сущности, не такая уж плохая смерть. Спрашиваю себя, не хотел ли и я бы так умереть… Холодная вода вас немного освежила, не правда ли? Где у вас аптечка?
Она сделала неопределенный жест.
– Где у вас аптечка? – повторил он, обращаясь к горничной, которая испуганно ходила за ним по пятам.
Та открыла маленький белый шкафчик, висевший на стене.
Лартуа стал перебирать склянки; он обнаружил коробку без этикетки с маленькими беловатыми крупинками. Лартуа раздавил одну из них пальцами и, поставив коробку на место, сказал:
– Да, оказывается, это его вина. Как глупо принимать такую пакость!
Потом он взял трубочку со снотворным и заставил Изабеллу проглотить две таблетки; убедившись, что в аптечке больше нет ядовитых лекарств, он из предосторожности положил трубочку к себе в карман.
Изабелла, заливаясь слезами, нервно вздрагивала.