Собрание сочинений в 19 томах. Том 4. Свидание в аду
Шрифт:
Жан-Ноэль постарался как можно яснее рассказать Лашому историю своих просчетов и промахов. Расходы, связанные со съемками фильма, превысили первоначальную смету. Когда работа уже шла полным ходом, внезапно решили изменить сценарий. Но так как участвовавшие в съемках воинские части уже прибыли на место, то теперь в Марокко шли натурные съемки, хотя не было известно, удастся ли использовать эти кадры. Деньги между тем растекались и таяли. Сабийон-Вернуа не только не внес обещанных средств, но даже использовал часть субсидии для завершения работы над другим фильмом… Симон, слушавший до этого
– То есть как? – воскликнул он. – Вы предоставили другой компании для другой картины часть полученных вами от правительства средств? Да знаете ли вы, как это называется? Расхищение государственных фондов! Вас привлекут к уголовной ответственности. Все это весьма неприятно. Вы впутались в весьма скверную историю, старина.
Лашом думал прежде всего о самом себе, о том, что и он косвенно причастен к этому делу, так как добивался субсидии. Если дело примет дурной оборот, скандалом не преминут воспользоваться его политические противники. Начнут совать нос и в его частную жизнь, заговорят о мадемуазель Шудлер, «нынешней пассии министра», раскопают обстоятельства, связанные с крахом банка Шудлера. Уж кто-кто, а он, Симон, хорошо знал, как газеты, создавая общественное мнение, умеют поднять шумиху, раздуть самое незначительное событие.
«Подумать только, ведь я ловко выпутался тогда, во время краха, можно сказать, утопил Руссо и Шудлера – а сам вышел сухим из воды и даже укрепил свое положение. И вот теперь мне грозят крупные неприятности из-за какой-то нелепой субсидии, которую я выхлопотал для этого мальчишки. Право, это уже слишком. Будь я суеверным, я подумал бы, что старый Ноэль из могилы мстит мне, пользуясь своим внуком как орудием».
– Да, это весьма неприятно, – повторил он. – И вы ставите меня в очень затруднительное положение.
– Но я знаю, я все отлично понимаю. Потому-то и хотел с вами переговорить, – лицемерно сказал Жан-Ноэль.
– Лучше бы эта спасительная мысль осенила вас раньше. Итак, если я правильно понимаю ситуацию, – продолжал Лашом, – дела у вас обстоят следующим образом: ваши компаньоны не выполнили своих обязательств, часть правительственной субсидии они преступно использовали на посторонние цели, а другая часть растрачена из-за легковерия ваших сотрудников, если только тут нет прямого мошенничества. А ответственность за все несете вы. Кроме того, группа ваших актеров и операторов застряла в Марокко. Не так ли?.. И чего же, мой милый, вы ждете от меня?
Симон на минуту задумался.
– Все, что я могу для вас сделать, мой бедный друг, – продолжал он, – это добиться в финансовых органах военного министерства, чтобы расследование по вашему делу началось не сразу. Тем самым я помогу вам избегнуть самого худшего. Затем нужно, чтобы этот господин… как вы его назвали? Да, Сабийон-Вернуа… Нужно, чтобы он возвратил присвоенную им часть субсидии, в противном случае государство на правах первого кредитора предъявит иск и наложит запрет на все его фильмы – как уже выпущенные, так и находящиеся в производстве. Вы же соблаговолите изыскать нужную сумму, чтобы закончить работу над вашим фильмом – даже если вам придется для этого частично
– Мне сейчас необходимы триста тысяч франков, – поспешил вставить Жан-Ноэль.
– Вот и постарайтесь их раздобыть.
– Но они нужны мне не позднее завтрашнего дня, – пробормотал Жан-Ноэль.
Он поколебался мгновение, проглотил слюну и прибавил:
– Дело в том, что я выдал на эту сумму чеки без покрытия, и мне грозит судебное преследование.
– Только этого еще недоставало! – взорвался Симон. – Час от часу не легче!..
– Не могли бы вы?..
– Что именно?..
– Вот… Помочь мне покрыть эту сумму?
– Ну, милый мой Жан-Ноэль, вы слишком многого хотите, – сказал Симон. – Думается, я и так немало сделал для вас. Я готов, если только это окажется в моих силах, помочь вам избежать крупных неприятностей с военным министерством. Но в отношении денег рассчитывать на меня бесполезно.
Сердце Жан-Ноэля учащенно билось, тревога исказила его черты, он поднял голову и с деланной бодростью сказал:
– Но я могу предложить вам часть прибылей от фильма.
– Оставьте нелепые шутки, Жан-Ноэль.
Спина у юноши покрылась холодным потом. Он поднялся и, стараясь шагать уверенно и твердо, подошел к окну, бросил беглый взгляд на улицу. Лашом наблюдал за ним со смешанным чувством жалости, презрения и невольной нежности. Вопреки всему, он испытывал симпатию к этому юноше, почти мальчику, потому что тот был молод и слаб, потому что тот был последним отпрыском семьи, три поколения которой были хорошо знакомы Симону. «Только бы он не натворил глупостей и не пустил себе пулю в лоб, по примеру своего отца… Нервы у него тоже слабые, он не слишком умен и не слишком высоких понятий о чести…»
Между тем в сердце Жан-Ноэля закипали гнев и злоба против Симона. «Вот человек, – говорил он себе, – который обладает властью, живет на широкую ногу, пользуется огромным влиянием… А ведь он обязан своим положением моей семье, он предал моего деда, он сделал мою сестру своей любовницей, а теперь отказывается найти триста тысяч франков, которые спасли бы меня. Тем хуже для него. Никакой жалости! Я вправе пустить в ход любое оружие».
Он обернулся, вид у него был одновременно испуганный и угрожающий, он изо всех сил старался придать своему лицу выражение спокойной решимости.
– Если у меня не останется иных средств, – произнес он, – я буду вынужден принять предложение одной газеты, которая готова заплатить триста тысяч франков за мои воспоминания о том времени, когда я был у вас шофером.
Лашому страшно захотелось дать ему пощечину. Но он сдержался. «Не поддавайся гневу, Симон», – сказал он себе. Он знал, что Жан-Ноэль лжет, об этом свидетельствовала прежде всего та сумма, которую он назвал; но что сегодня было ложью, завтра могло стать правдой, и он понимал, что Жан-Ноэль способен и за меньшую сумму привести свою угрозу в исполнение.