Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Вечерний звон
Шрифт:
Тане были приятны смущение Флегонта, легкая краска, появляющаяся на щеках, когда он встречал ее.
Он был старше ее года на три, она казалась рядом с ним сущим ребенком, но при встречах с ней Флегонт робел, был немногословен, любил слушать ее, а сам лишь изредка вставлял слово. Флегонт не знал, что любовь его не кажется Тане ни оскорбительной, ни смешной. Будь он немного догадливее и опытней, он бы понял, как порой сердят Таню его молчаливость и робость.
Семейные ссоры и скандалы мало волновали его, он редко вмешивался в них. Но когда какой-нибудь из зятьев начинает, бывало,
— Проспись, проспись, чадушко!
Петр втайне ненавидел Флегонта. Он знал: помрет старик, помрет больной отец, все хозяйство достанется по наследству Флегонту, он станет главным в доме.
Своих чувств Петр, конечно, не показывал, но Флегонту они были известны. За жадность, за волчьи ухватки Флегонт презирал Петра.
Сам он к богатству был равнодушен и никогда не думал о том, что будет в доме после смерти главы семьи. Да и вообще не представлял себе, что отец может помереть.
— Наш род столетний, — твердил он отцу, когда тот заводил разговор о смерти. — Ты еще, батенька, поживешь. Нашей породе конца не будет.
— Моих ты кровей, сынок, — говаривал Лука Лукич. — И верно, кремнистые мы: ни пестом нас, ни крестом…
На отца Флегонт имел необыкновенное влияние. Стоило Луке Лукичу разойтись, как Флегонт подходил к нему, клал руку на могучее отцовское плечо:
— Ну, батя! Чего ты растревожился? Да ну их!..
И Лука Лукич тотчас остывал.
— Кабы не этот ваш заступник, я бы уж вам, подлое племя!.. — бурчал старик.
В семье Флегонт дружил только с племянником Сергеем.
Работа давала Флегонту гроши. Парню казалось, что своим заработком он не оправдывает расходов семьи на него. Смутная мысль о том, что он лишний, все чаще овладевала Флегонтом, и он не раз подумывал: не уйти ли ему в город поискать счастья, работы и куска хлеба, которого в доме вечно не хватало?
Каждую свободную минуту Флегонт проводил у учительницы. Он и в школьных делах помогал ей: то чинил парты, то перекрывал крышу свежей соломой, белил стены, а тоскливые зимние вечера просиживал у нее допоздна.
С ним Настасья Филипповна была откровенна: только Флегонт знал, как несчастливо сложилась судьба этой женщины.
Вечером вздует Настасья Филипповна лампу, пристроится на лежанке. Напротив у стола сидит Флегонт и слушает ее, и плывут перед ним картины ее прошлой жизни. Бестужевские курсы, неудачное замужество, нелегальный кружок, «Народная воля», потом «Черный передел», обращавшийся не только к мужикам, но и к рабочим, тайные посещения фабрик с мятежными прокламациями, пьяница и негодяй муж, выдавший жену охранке… Мать умерла вскоре после того, как ее Настенька попала в тюрьму Отец, почтовый чиновник, жил в Питере, присылал дочери два-три рубля в месяц, отрывая их от скудного жалованья. После каждой поездки к нему Настасья Филипповна возвращалась с разбитым сердцем: отец погибал от чахотки, и не было денег, чтобы подлечить его.
В Дворики она ехала, мечтая понять народ. Затем последовало крушение всех надежд. И началась серая, безотрадная жизнь без всякой надежды на будущее.
Рассказывала
Говорила она Флегонту о Герцене, Добролюбове и Чернышевском, вспоминала Плеханова и утверждала, что есть в России немало людей, которые и теперь учат рабочих, как надо добыть права себе и свободу для всех людей труда.
Все это с трудом воспринималось Флегонтом. Многое из рассказов учительницы он просто не понимал, а она не могла толково объяснить ему то, что знала, да и путаницы в ее мыслях было много. Настасья Филипповна еще верила в некую таинственную и могучую силу сельской общины, способную сделать в России нечто неслыханное и покончить с варварскими порядками.
Правда, то, что она видела в деревне, подрывало ее веру в символического мужика-бунтаря. На ее глазах мужик либо при помощи всяких махинаций выходил в кулаки, либо подобно Андрею Андреевичу продавал свои руки мироеду или Улусову, а прочие шатались туда-сюда: и в кулаки их тянуло, и нищета петлей-удавкой висела на шее.
Рабочим, жизнь которых Настасья Филипповна знала плохо, она не верила.
Бывая в Питере, навещая друзей, Настасья Филипповна слышала о борьбе между народниками и марксистами, но не принимала последних в расчет, считая их учение слишком сложным и для рабочего люда непонятным.
Думая так, Настасья Филипповна не могла внушить Флегонту, что именно пролетарии будут в первых рядах революции и они поведут за собой мужиков. Однако, когда Флегонт пришел к мысли, что он лишний рот в семействе, Настасья Филипповна посоветовала ему поискать счастья и куска верного, хоть и горького, хлеба не где-нибудь, а на фабрике или на заводе. На эту же мысль она навела в свое время сына Андрея Андреевича Ваню.
Из всего, что Флегонт услышал в бесконечных беседах с Настасьей Филипповной, он понял только одно: этого плохого царя надо скинуть. Найдется хороший царь и сделает для мужиков все, о чем писано в Грамоте и в Книге Печатной: землю даст и объявит большую волю. О том, что новый царь может оказаться ничуть не лучше теперешнего, Флегонт не думал.
Немалых трудов стоило Настасье Филипповне растолковать Флегонту, что дело вовсе не в плохом теперешнем царе, что царей надо отменить повсеместно и навсегда. И не только царей, но и всех, кто их поддерживает, на ком строят они свою силу.
Как-то они разговорились о новых порядках, которые должны быть установлены после «отмены царей».
— С нашим народом, — сказал Флегонт, — каши не сваришь. Это что лебедь, рак да щука. Каждый желает врозь. Да вот, к примеру, наша семья. Всяк хочет жить по-своему, а помирить их нет никакой возможности. Им поводырь нужен, крепкий поводырь. Одни они из этой лужи не вылезут. Но поводырь должен быть не из мужиков — они его не признают.