Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Вечерний звон
Шрифт:
В годы войны Николай Вирта вел активную публицистическую работу. Его корреспонденции постоянно печатались на страницах газет «Правда», «Известия», «Красная звезда». В очерке «Час рассвета», написанном в дни победного завершения войны, тесно слиты воспоминания, раздумья, переживания писателя, суммированы и заново осмыслены его наблюдения военных лет. А видел он многое, был среди советских людей, сражавшихся на фронте и работавших в разных районах нашей страны. Вот и встают перед ним защитники Мурманска, отстоявшие Заполярье; рабочие и колхозники Узбекистана, которые давали стране хлопок и пшеницу, прокладывали новые каналы, принимали в свои семьи осиротевших детей, привезенных из западных областей Советского Союза; горцы Памира, отправлявшие на фронт металл, мясо, теплые
В своем стремлении запечатлеть героические дела военных лет Николай Вирта обращался не только к собственным воспоминаниям, но и к документам, позволившим ему воспроизвести исторически значительные события. Тому пример такое произведение, как «Ваши радиограммы подтверждены боями», в основе которого записи бесед с Елизаветой Яковлевной Вологодской, отважно действовавшей за линией фронта, передававшей по радио нашему командованию важные сведения о расположении и передвижении вражеских войск.
Богатый опыт военных впечатлений послужил материалом для художественного обобщения в рассказах писателя. Действие рассказа «На проезжей дороге» ограничено четырьмя стенами колхозной избы, но на этой тесной площадке встречаются люди, прежде незнакомые, а теперь ставшие соседями, попутчиками, соратниками, готовыми помочь друг другу словом и делом. Здесь и воины, и труженики тыла, все они с удивительной легкостью достигают взаимопонимания. Повествуя об увиденном, писатель не скрывает своей нежности «к этой семье, где радости и беды разделяются без лицемерия, где живет сила, исцеляющая раны, обновляющая душу, неиссякаемая и непобедимая». Рассказчик признается, что он отсюда «уехал, чтобы никогда сюда не возвратиться, и всегда возвращаться с сердцем». И правда — написанные им страницы, дышащие благодарностью и любовью, — это и есть подлинное возвращение — память художника. Так вновь и вновь обращался писатель к воспоминаниям военных лет. Тема памяти о войне становится организующим началом в композиции многих рассказов. В рассказе «Вечерние тени» только что вернувшийся из армии Мартын, в поисках друзей случайно встретившись в покинутом ими доме с милой, приветливой Варей, прежде ему незнакомой, проникается чувством взаимопонимания, вспоминая с нею о погибших…
В рассказе «Обходчик» война настигает героя, бывшего сапера Антона Ильича, десятилетия спустя, когда к нему возвращается память, утраченная после контузии, и он узнает место, где была когда-то убита любимая им санитарка Люда. Еще один след огненного времени!
Словно подчеркивая связь, существующую меж различными темами, воплощенными в его творчестве, Николай Вирта сделал героем своего рассказа «Старый Андриян» заслуженного отставного солдата, знакомого читателям по роману «Вечерний звон». Андриян Федотыч, бывший свояк Сторожевых, — олицетворенная история Двориков. Он дожил до той поры, когда его село уже залечивало раны, нанесенные войной. Тут-то и родилось в уме старого крестьянина-солдата желание восстановить яблоневый сад, загубленный за несколько лет перед тем морозом. Добрался он до Мичуринска и привез оттуда саженцы. Фабула, как видим, проста, незатейлива, но есть в ней нечто аллегорическое, близкое к притче — жанру, получившему заметное распространение в прозе наших дней. Древний старик, живший еще в дореволюционной деревне, участвует в трудовых заботах нынешнего колхозного села.
Сопоставление двух эпох пронизывает и рассказ «Воодушевленный Егор». Изображая юношу, выросшего в послевоенные годы, влюбленного в природу, в книги, мечтающего поступить в «зоотехнический», Николай Вирта вспоминает о тех далеких временах, когда он сам был сельским пастухом.
Так
Исповедальное и эпическое начала соединены в сложном по жанровой структуре произведении «Как это было и как это есть». Здесь представлены детские впечатления писателя, рассказы о селе Большая Лазовка, том самом, которое в романах стало Двориками, здесь же — сегодняшний день Тамбовщины, жизнь колхозников и тружеников города.
Николай Вирта со страстью писал и о глубинных переменах, преображавших нашу Родину в начале века, и о великих испытаниях военной поры, к которым уже был и сам причастен. Книги его освещают и истолковывают ход истории, деяния и думы ее творцов. Образы, созданные писателем, принадлежат не только настоящему, но и будущему.
И. Гринберг
Вечерний звон
Роман
Часть первая
Глава первая
Никто не знает, с кого повелись Дворики; никто не помнит первых здешних земледельцев.
Ни в церковной летописи, ни в памятных записях близлежащих усадеб, ни в уездном и губернском архивах не найти ничего, что пролило бы хоть слабый луч света на историю села.
Расположенное вдали от столбовых дорог, оно в течение веков ничем среди прочих сел достославной Тамбовской губернии не выделялось, искусными кружевницами или добрыми кузнецами не славилось, разгульных ярмарок тут не бывало, престольные праздники справлялись без особой гульбы.
Томительно-однообразное, тянулось село вдоль пыльной дороги на полторы версты, и глазу путешественника не на чем было остановиться…
Избы, сложенные из самана, были так похожи одна на другую, будто их строил один человек, лишенный фантазии. Саман быстро разрушался, стены оседали или их выпирало, и многие избушки держались на подпорках; соломенные крыши прорастали зеленоватым мохом. К весне и такие крыши бывали в редкость — солома с них шла на топку, а в худые годы на корм скотине, и жерди, составлявшие клетку крыш, тоскливо торчали под белесым весенним небом. Плетни, поставленные в стародавние времена, сгнили, покосились или завалились. И куда бы ни упал взгляд, всюду ветхость, бедность, грусть…
И природа под стать селу: равнины с речушкой, высыхающей в начале лета, чахлые ивы вдоль берегов, а вокруг поля, по которым гуляют зимние вьюги, летние пыльные вихри и осенние мутные туманы. Ни тенистых дубрав, ни рощ, ни тихих прозрачных озер; лишь изредка набредешь на болото с мутной водой — от нее даже скотина отворачивается.
Близкие к селу земли давно отощали. Бейся над ними, не бейся — никакого толку! С голоду, может, не помрешь, но и вдоволь сыт никогда не будешь. Дальние земли побогаче, пожирней, да недаром зовутся «дальними» — тяжела туда езда по бездорожью, через дикие буераки. Ни сенокосов, ни хорошего выгона, ни водопоев…
Скучные места. Беспредельные дали!
В течение долгих времен в селе и в округе не было отмечено каких-либо бросающихся в глаза перемен. Неизменными оставались внешний облик окрестных мест, уклад жизни, обычаи. Но вера в лучшее будущее и в скорый конец юдоли нищеты и горя не переставала согревать здешних людей.
Как повелось исстари, село делилось на два «конца» — Дурачий и Нахаловку. В Дурачьем конце бедность была извечной, и люди как бы отдались в ее полную власть. Безысходная нужда породила робость, подчас похожую на тупость, отчего, вероятно, и родилось название этой вечно унижаемой и оскорбляемой части села.