Собрание сочинений в 4 томах. Том 1
Шрифт:
— Можно откровенно? — Жбанков поднял руку.
— Прошу вас, — кивнул Лийвак.
— Здесь же все свои.
— Ну, разумеется.
— Так уж я начистоту, по-флотски?
— Слушаю.
Жбанков шагнул вперед, конспиративно понизил голос:
— Вот бы на кир перевести!
— То есть? — не понял Лийвак.
— Вот бы, говорю, на кир перевести!
Лийвак растерянно поглядел на меня. Я потянул Жбанкова за рукав. Тот шагнул в сторону и продолжал:
— В смысле — энное количество водяры заместо
Изумленный Лийвак повернулся к Белле. Белла Константиновна резко отчеканила:
— Товарищ Жбанков и товарищ Довлатов обеспечены всем необходимым.
— Очень много вина, — простодушно добавила Эви.
— Что значит — много?! — возразил Жбанков. — Много — понятие относительное.
— Белла Константиновна, позаботьтесь, — распорядился секретарь.
— Вот это — по-флотски, — обрадовался Жбанков, — это — по-нашему!
Я решил вмешаться.
— Все ясно, — говорю, — данные у меня. Товарищ Жбанков сделает фотографии. Материал будет готов к десяти часам утра.
— Учтите, письмо должно быть личным…
Я кивнул.
— Но при этом его будет читать вся страна.
Я снова кивнул.
— Это должен быть рапорт…
Я кивнул в третий раз.
— Но рапорт самому близкому человеку…
Еще один кивок. Лийвак стоял рядом, я боялся обдать его винными парами. Кажется, все-таки обдал…
— И не увлекайтесь, товарищи, — попросил он, — не увлекайтесь. Дело очень серьезное. Так что в меру…
— Хотите, я вас с Довлатовым запечатлею? — неожиданно предложил Жбанков. — Мужики вы оба колоритные…
— Если можно, в следующий раз, — нетерпеливо отозвался Лийвак, — мы же завтра увидимся.
— Ладно, — согласился Жбанков, — тогда я вас запечатлею в более приличной обстановке…
Лийвак промолчал…
…Внизу нас ждала машина с утренним шофером.
— На ферму заедем, и все, — сказала Белла.
— Далеко это? — спрашиваю.
— Минут десять, — ответил шофер, — тут все близко.
— Хорошо бы по дороге врезку сделать, — шепнул Жбанков, — горючее на исходе. И затем, обращаясь к водителю: — Шеф, тормозни возле первого гастронома. Да смотри не продай!
— Мне-то какое дело, — обиделся шофер, — я сам вчера того.
— Так, может, за компанию?
— Я на работе… У меня дома приготовлено…
— Ладно. Дело хозяйское. Емкость у тебя найдется?
— А как же?!
Машина остановилась возле сельмага. У прилавка толпился народ. Жбанков, вытянув кулак с шестью рублями, энергично прокладывал себе дорогу.
— На самолет опаздываю, мужики… Такси, понимаешь, ждет… Ребенок болен… Жена, сука, рожает…
Через минуту он выплыл с двумя бутылками кагора. Водитель протянул ему мутный стакан.
— Ну, за все о'кей!
— Наливай, — говорю, — и мне. Чего уж там!
— А кто будет фотографировать? —
— Мишка все сделает. Работник он хороший.
И действительно, работал Жбанков превосходно. Сколько бы ни выпил. Хотя аппаратура у него была самая примитивная. Фотокорам раздали японские камеры, стоимостью чуть ли не пять тысяч. Жбанкову японской камеры не досталось. «Все равно пропьет», — заявил редактор. Жбанков фотографировал аппаратом «Смена» за девять рублей. Носил его в кармане, футляр был потерян. Проявитель использовал неделями. В нем плавали окурки, фотографии же выходили четкие, непринужденные, по-газетному контрастные. Видно, было у него какое-то особое дарование…
Наконец мы подъехали к зданию дирекции, увешанному бесчисленными стендами. Над воротами алел транспарант: «Кость — ценное промышленное сырье!» У крыльца толпилось несколько человек. Водитель что-то спросил по-эстонски. Нам показали дорогу…
Коровник представлял собой довольно унылое низкое здание. Над входом горела пыльная лампочка, освещая загаженные ступени.
Белла Константиновна, Жбанков и я вышли из машины. Водитель курил. Эви дремала на заднем сиденье.
Неожиданно появился хромой человек с кожаной офицерской сумкой.
— Главный агроном Савкин, — назвался он, — проходите.
Мы вошли. За дощатыми перегородками топтались коровы. Позвякивали колокольчики, раздавались тягостные вздохи и уютный шорох сена. Вялые животные томно оглядывали нас.
… Есть что-то жалкое в корове, приниженное и отталкивающее. В ее покорной безотказности, обжорстве и равнодушии. Хотя, казалось бы, и габариты, и рога… Обыкновенная курица и та выглядит более независимо. А эта — чемодан, набитый говядиной и отрубями… Впрочем, я их совсем не знаю…
— Проходите, проходите…
Мы оказались в тесной комнатке. Пахло кислым молоком и навозом. Стол был покрыт голубой клеенкой. На перекрученном шнуре свисала лампа. Вдоль стен желтели фанерные ящики для одежды. В углу поблескивал доильный агрегат.
Навстречу поднялась средних лет женщина в зеленой кофте. На пологой груди ее мерцали ордена и значки.
— Линда Пейпс! — воскликнул Савкин. Мы поздоровались.
— Я ухожу, — сказал главный агроном, — если что, звоните по местному — два, два, шесть…
Мы с трудом разместились. Жбанков достал из кармана фотоаппарат.
Линда Пейпс казалась мне немного растерянной.
— Она говорит только по-эстонски, — сказала Белла.
— Это не важно.
— Я переведу.
— Спроси ее чего-нибудь для понта, — шепнул мне Жбанков.
— Вот ты и спроси, — говорю.
Жбанков наклонился к Линде Пейпс и мрачно спросил:
— Который час?
— Переведите, — оттеснил я его, — как Линда добилась таких высоких результатов?
Белла перевела.