Собрание сочинений в 4 томах. Том 2

Погодин Николай Федорович

Фурманов. Не знаю.

Чапаев. Грудью стану впереди него, собой закрою.

Появляется Петька.

Петька(с порога, в азарте). Есть численник.

Чапаев. У кого достал?

Петька. У попа.

Чапаев. А поп где?

Петька. С белыми.

Чапаев. А кто тебе численник дал?

Петька. Я сам взял.

Чапаев. Где?

Петька.

У попа со стены.

Чапаев(Фурманову). А ты говоришь — не могут. Могут. Молодец, Петька!

Петька. Служим трудовому народу.

Входит Дронов.

Дронов. Доброго здоровья, начальники. Что у вас за шум?

Чапаев. Да вот Петька уверяет, что мы служим трудовому народу. Как ты думаешь, правду он говорит?

Дронов. Ты, Василий Иванович, знаешь, я ехидных вопросов не люблю. Я прямой.

Чапаев. Через лоб стегаешь?

Дронов. Как придется.

Чапаев. Что же ты меня по имени-отчеству величаешь? С бандитами такие разговоры не бывают.

Дронов. Вон ты куда!

Чапаев. А ты думал, мимо?

Дронов. Я по совести поступаю.

Чапаев. Врешь.

Дронов. Конечно, ты у нас одна звезда в небе.

Чапаев. Глаза выела тебе чапаевская звезда.

Фурманов. Плохо говорите.

Дронов. Скажите лучше, товарищ Фурманов.

Фурманов. Я и скажу.

Дронов. А чего беспокоиться, придет времечко, и все делишки эти распутаются сами по себе.

Чапаев. Нет, прости. Нам завтра Уфу брать. Я с пятном в бой не пойду. Судить хочешь меня, суди сейчас…

Входят Фрунзе, Стрешнев, адъютант и еще несколько командиров чапаевских частей.

Фрунзе. Кого судить?

Чапаев. Меня.

Фрунзе. За что?

Чапаев. Комбриг Дронов говорит, что меня давно судить надо.

Фрунзе. Комбриг Дронов… (Усаживается.) Садитесь, товарищи. Ко мне поступил рапорт товарища Дронова. Где товарищ Фурманов?

Фурманов. Я здесь.

Фрунзе(вынимает из портфеля бумагу). Прочтите.

Фурманов. Этот рапорт известен.

Дронов. Фурманов своего командира не выдаст.

Фрунзе(сдерживая гнев). Знаете ли вы Дмитрия Фурманова, потрудились ли подумать, почему он назначен к Чапаеву? (Фурманову.) Почему вы сами не доложили мне об этом самоуправстве?.. Убийстве, как уверяет комбриг Дронов?

Фурманов. Мы находились в боях, товарищ командующий.

Фрунзе. Но можно было написать.

Фурманов. Я хотел лично доложить.

Фрунзе. Доложите сейчас.

Фурманов. Был прорыв, известный вам убийственный прорыв врага. Нас

рвали на части и били, казалось, без конца. Мы отступали, мы бежали. Вы помните. И в это время один из младших командиров товарища Дронова покинул поле боя и очутился в расположении Ивановского полка. Наверно, в панике он проскочил верст двадцать. Страх надо оправдать, трусость всегда шумит, возводит себя в ореол мучений, ищет опоры, пугает всех. На войне за это судят. И Чапаев хотел арестовать дезертира, бежавшего с поля боя. Но трус в бою, как всякий трус, оказался наглым дома, среди своих. Надеясь на защиту комбрига Дронова, он обнажил клинок, хотел уйти. Тогда товарищ Чапаев и пристрелил его. Я сделал бы то же самое.

Фрунзе(адъютанту). Я поручил вам собрать все данные. И что же?

Адъютант. Факты не расходятся со словами товарища Фурманова, но рапорт товарища Дронова расходится с фактами.

Фрунзе (не глядя на Дронова, хотя тот и встал). Если комбриг Дронов не понимает действий Чапаева, то какой же он военачальник? А если понимает и пишет лживые доносы, то как можно терпеть таких господ в армии? Я думаю, что Дронову не место в боевой среде. Ему придется оставить заседание Военного совета и нынче же передать бригаду другому командиру. Чапаев даст такого командира.

Дронов уходит.

Через три с половиной часа мы будем форсировать реку Белую. Никто не должен скрывать от себя немыслимых трудностей этой операции. На нас обрушатся громадные силы! На нас бросятся лучшие, отборные, кадровые части врага. Нам предстоят тяжелые жертвы. И все же мы победим! У нас нет выбора. Здесь решается наше будущее, и здесь завершается наша борьба. Рабство и свобода стоят по берегам этой реки. Республика и страдающий народ ждет. Здесь мы должны нанести смертельную рану врагу. И мы ее нанесем! Приказы отданы, ряды придвинуты. Враг еще ничего не подозревает. Но все командиры должны видеть полную картину военной операции. Товарищ Чапаев, доложите план переправы через Белую, план операции по взятию Уфы.

Чапаев. Слушаюсь. Все должны ясно сознавать, что мы переправляемся на честном слове… (Посмотрел на Фрунзе).

Фрунзе(кивнул, тихо). Да.

Чапаев. И под огнем в какой хотите горячности головы не терять, а беречь каждый плотик. Самое тяжелое дело — переправить артиллерию, потому что паромы у нас из старых заборов. Но смотрите, я сам делал репетицию и вчера ночью свозил туда и обратно целую батарею. Я смог, и вы сможете. Как — покажу. Артиллерия пойдет после восхода солнца, в пять часов двадцать семь минут по астрономии, товарищи командиры. Опять же на пехоту не уповайте. Если вы, сукины де… (остановился) если вы, милые друзья, опоздаете, то нашу пехоту потопят в реке и Белая станет красной от нашей крови. Знайте это! Мы охватим Уфу с трех сторон. Кольцо, по-моему, мы сделать никак не можем. (Посмотрел на Фрунзе, и тот опять утвердительно кивнул.) И если тебе покажется, что ты где-то сидишь и ничего не делаешь, — сиди, придет тебе работа. Как часы ключа слушаются, так и ты приказа. На ту сторону по приказу командующего под покровом ночи первым переправится двадцать второй Иваново-Вознесенский полк наших ткачей. Слышите, ткачи?