Собрание сочинений в 4 томах. Том 3. Сказки для умных
Шрифт:
К своему письму отец приложил очередное письмо Виктора, чтобы я мог почувствовать, как низок мой моральный и умственный уровень по сравнению с братом.
Многоуважаемые родители!
Настоящим заявляю вам и удостоверяю своей подписью, что мое будущее восхождение в научную сферу продолжается с глубоким успехом. Во вверенном мне Институте Терминологии и Эквилибристики будет в широких масштабах концентрироваться и консервироваться обширная научная мысль, в результате чего кривая моего авторитета будет непоколебимо двигаться вверх.
Также
Строгость отца очень огорчила меня, и я ходил как в воду опущенный. Когда Вася-с-Марса спросил, что это со мной творится, я показал ему оба письма. К моему удивлению, мой друг никак не реагировал на отцовское послание, а о Викторе даже сказал одно неприличное слово. Я из-за этого чуть было не полез в драку, но потом догадался, что Вася просто оговорился, потому что он еще плохо знает земной язык.
Так как я очень затосковал, то мой друг сказал мне, что он покажет мне мой родной дом. С этой целью он повел меня в колонистскую баню, которая в тот день не топилась.
Мы вошли в пустую парилку. Вася-с-Марса взял таз и наполнил его холодной водой из-под крана. Затем он вынул из кармана куртки маленькую бутылочку, а из той бутылочки выкатил на ладонь голубую пилюльку с горошину величиной. Эту пилюльку он бросил в таз с холодной водой. Вода помутнела, потом стала похожей на студень, а затем стала гладкой и блестящей, как металл.
— Думай о том, что хочешь увидеть, — приказал Вася.
И вдруг в тазу возникла моя комната, и в ней отец и мать. Отец стоял на стремянке, а мать подавала ему кусок обоев, намазанный клейстером. Мои родители заново оклеивали комнату, и 90 процентов из 848 изображений «Люби меня!» были уже погребены под дешевыми зелеными обоями. Остался только один узкий просвет, откуда на меня глядели еще не заклеенные портреты красавицы. Казалось, «Люби меня!» смотрела персонально на меня и просила не забывать ее. Но вот отец поднес к стене последний кусок обоев, провел по нему тряпкой, чтобы сгладить складки, — и все было кончено.
— Комната — как новенькая, — удовлетворенно сказал он матери, спускаясь со стремянки. — Теперь мы можем сдать ее жильцам, а деньги будем посылать нашему Виктору, нашей гордости. Пусть он смело двигается по научному пути!
Факт заклеивания обоями красавицы «Люби меня!» настолько огорчил меня, что Вася стал опасаться за мое здоровье.
— Кореш мой земной! — обратился он ко мне однажды. — Не могу ли я чем утешить тебя? Может, тебе надоело жить в колонии?
— Увы, — ответил я, — горе мое не поддается исправлению. А в колонии жить мне не так уж плохо, и ребята здесь хорошие. Единственно, что меня огорчает, так это то, что некоторые из них любят врать. Ведь ты и сам знаешь, что стоит вечером воспитателю уйти из спальни, как они начинают рассказывать такие приключения из своей жизни, что я краснею за них всем телом. Я с детства не выношу лжи.
— Попробую помочь тебе, — сказал Вася-с-Марса.
Как раз в то самое время у нас проводилась силами колонистов побелка потолков. Когда дошла очередь до нашей спальни и в ведре была разведена белая литопонная краска, Вася вынул из кармана маленькую плоскую коробочку, а из коробочки — конвертик с каким-то порошком.
Едва мы побелили потолок, как выяснилась интересная подробность: теперь, когда кто-нибудь, рассказывая о своих приключениях, начинал лгать, белый потолок нашей спальни моментально краснел. И чем сильнее была ложь, тем сильнее он краснел, вплоть до густо-пунцового цвета. Затем, когда рассказчик переходил к правде, потолок опять становился белым. Благодаря этому мероприятию ребята стали гораздо правдивее.
Что касается меня, то я ни разу не заставил краснеть потолок.
8. Отлет Васи
Однажды я заметил, что Вася-с-Марса, койка которого находилась рядом с моей, спрятал под матрас пайку сухарей, которую ему полагалось съесть за завтраком. На мой вопрос, зачем ему сухари, он ответил, что скоро собирается домой и потому делает заначку на дорогу. Ведь в пути ему понадобится пища.
Тогда и я стал откладывать для него утренние пайки, и вскоре у моего друга получился довольно солидный запас.
И вот как-то рано утром Вася тихонько разбудил меня и сообщил, что пора ему в отлет. Тогда я снял с подушки наволочку, в нее мы уложили сухари и бесшумно вылезли через окно в парк. Вскоре мы поднялись в горы, затем спустились в безлюдную долину, а потом опять взошли на гору, поросшую кустарником. Здесь Вася отыскал пещеру, совсем незаметную снаружи, и мы вошли в нее, раздвигая кусты.
В глубине пещеры я увидел большой металлический предмет. По форме он напоминал бидон для молока, только очень большой по размеру.
— Помоги мне выкатить это средство сообщения, — сказал Вася. — В нем-то я и отлечу.
Я нажал плечом на эту штуку, но она и не пошевелилась, она весила много тонн.
— Ах, мать честная, чуть не забыл, — спохватился Вася и громко произнес какое-то слово на непонятном языке. Баллон сразу стал легким, и мы без труда выкатили его из пещеры.
Здесь Вася-с-Марса сказал другое слово, и в борту баллона открылась дверца. Вася вошел внутрь, вытряхнул сухари в какой-то ящик и честно вернул мне казенную наволочку. Внутри баллона были сплошь кнопки и кнопки, и еще я заметил там кресло, вроде зубоврачебного. Затем мы встали с моим другом на площадке, у самого обрыва, и Вася сказал:
— Когда я войду внутрь средства сообщения и закрою за собой люк, ты кати меня в этой штуке к обрыву и смело сбрасывай вниз. Это необходимо для взлета. Не бойся, со мной ничего не случится. А чтоб не подумали, что я погиб, я приготовил документ, ты его отдай в колонии. — И он подал мне бумажку, на которой было написано:
В отлете моем прошу никого не винить. Отбываю в полном здравии, умственном и физическом. Сердечно благодарю за гостеприимство.
— Вася! — воскликнул я с волнением. — Теперь, когда мы расстаемся, скажи мне точно, откуда ты явился и куда возвращаешься?
— Не скажу тебе об этом для твоей же пользы, — ответил мой друг. — Ибо если ты мне поверишь, то ты можешь сойти с ума.
— Вася, но ты, надеюсь, не демон? — спросил я. — Ведь если ты демон, то я могу впасть в религиозный дурман.
— Гад я буду, если я демон! — воскликнул мой друг на беспризорничьем жаргоне. — Можешь быть спокойным: демонов нет и не предвидится. А если ты со временем захочешь докопаться, откуда я, то советую тебе подчитать научно-фантастическую литературу.