Собрание сочинений в 5-ти томах. Том 5. Золотое руно
Шрифт:
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
«Арго» отплывает
Ясон поднялся, чтобы от всего сердца поблагодарить Геркулеса, смиренно пообещав просить его совета всякий раз, как только возникнут сложности или стрясется беда, и всегда ему следовать.
— Очень хорошо, — сказал Геркулес, — но если случится, что я сплю или пьян, посоветуйся с Гиласом. Его смышленость соперничает, а порой превосходит его красоту, и у него вдвое больше опыта дальних путешествий, чем у любого из присутствующих, кроме меня.
Ясон снова поблагодарил Геркулеса тем же смиренным тоном, а затем торопливо заговорил:
— Господа, — сказал он. — Давайте распределять по жребию места на скамьях. Прошу каждого
Вскоре Ясон собрал камешки у всех, за исключением Геркулеса, Гиласа и кормчего Тифия. Гилас, отведя взгляд, выхватывал их из шлема по два после того, как Ясон их все как следует перемешал. Поднимая их, он каждый раз спрашивал: «Чьи это камешки?» Но когда было образовано тринадцать пар, в шлеме ничего не осталось, и стало ясно, что четверых не хватает. Двое оказались галосскими миниями, они покинули дворец вечером накануне под предлогом жертвоприношения Артемиде в третью ночь после новолуния, но с тех пор их никто не видел. Очевидно, они подумали как следует об этой затее и сбежали домой, побросав свое добро. Другой отсутствующей парой были Акаст, сын царя Пелия, и его друг, мирмидонец Пелей. Они приняли участие в спуске судна на воду, но вскоре Акасту пришло послание от царя, которому он не мог не подчиниться, приказывающее ему вернуться в Иолк и там ответить на жалобу царского управляющего по поводу его дурного обращения с рабыней. Поэтому Акаст ускакал на муле, а немного погодя Пелей последовал за ним.
Заспорили: отложить ли отплытие, пока эти двое не вернуться. Гилас сообщил присутствующим, что по дороге в Пагасы в запряженной быками повозке он был остановлен отрядом дворцовой стражи, растянувшимися примерно на милю от города, они подняли покрывало с лица Геркулеса, но быстро вернули его на место, узнав великана и объяснив, что ими получен строгий приказ не пускать царевича Акаста на борт «Арго». Так аргонавты поняли, что дело о рабыне и управляющем было только предлогом, под которым Пелий помешал сыну отплыть.
Идас, брат зоркого Линкея, сказал:
— Акаст вполне может быть так же виноват, как и его отец. Полагаю, он в душе трус. Но я не думал, что мирмидонец Пелей удерет от нас столь постыдно, хотя, воистину, он — самый неумелый метатель дротиков, какого я когда-либо видел, и во всех поступках скользок, словно жирный угорь.
Старый Навплий подхватил:
— И все-таки, думаю, лучше, когда на корабле — горстка гребцов-добровольцев, чем команда трусов.
Некоторые из его товарищей что-то неуверенно пробормотали в знак согласия.
Перевалило за полдень. Молодежь принялась шутить и рассказывать остроумные и непристойные байки — обычное дело на пирушке, когда все подвыпили. Но Ясон хранил молчание, завернувшись в плащ, не отвечая даже улыбкой на всеобщее веселье. Идас потянулся за спину Гиласу, наполнил кубок неразбавленным вином, опрокинул его себе в глотку, и еще дважды проделал тот же номер. И пустился в пьяный боевой танец. Встав в позу и указывая на Ясона сбоку большим пальцем, он начал декламировать какие-то нескладные стихи, которые звучали примерно так:
Ясон, Эсона сын, скажи мне, друг,Да что с тобою приключилось вдруг?В своих сознайся мыслях, не молчи,Шепнуть не можешь — так вовсю кричи!Ты что, стыдишься стать вождем у нас,У(И грозно потряс копьем)
Воспрянь же, трус, осуществи мечтыИ голову под мышкой не прячь ты!(И передразнил Ясона)
Сам Идас — слышишь? — в воинстве твоем,А он владеет лучше всех копьем,Он — победитель всех своих врагов,Он не надеется на мощь богов,И Аполлон герою не указ:Украсть Марпессу вздумал как-то раз,Но я не упущу добро мое:Помчался я воинственно к жрецам… [1]В этот миг вмешались Идмон и Мопс, Идмон схватил Идаса за ноги и опрокинул, а Мопс вырвал у него копье. Другие пытались удержать его, пока Идмон отчитывал его примерно следующим образом:
1
Здесь и далее стихи в переводе Г. Усовой.
— Наглый хвастун, ты накликаешь беду. Я вижу по твоей чаше, что ты пил неразбавленное вино, но что-то еще ввергло тебя в безумие и заставило оскорблять Светлого Бога, у которого мы нынче в гостях. Вспомни только, что случилось однажды с двумя вождями Алоадами! Они отказались признать права Аполлона над мусическими нимфами Кобылы с горы Геликон, ссылаясь на то, что те обитали на Геликоне как служанки Триединой Музы задолго до Аполлона. Они пригрозили войной всем олимпийцам сразу, если Аполлон попытается сделать Геликон своим владением, и в безумии говорили, что взгромоздят Пелион на Оссу, если потребуется достичь вершины Олимпа и стащить Отца Зевса с его трона. Но я изрек пророчество, и даже прежде, чем мой отец Аполлон прислал своих лучников, двое хвастунов были мертвы. Они поссорились из-за оленя, которого преследовали и о котором каждый твердил, что это он убил его, они изрубили друг друга в куски мечами.
Идас сдавленно рассмеялся, ибо на груди у него сидел кулачный боец Поллукс.
— Что же, Аргивская Лягушка, — сказал он, — напророчь что-нибудь и против меня, если посмеешь, как напророчил против Алоадов, посмотрим, что случится. Ты окажешься лжепророком, напыщенный ты мошенник, ибо уверяю тебя, твой труп будет лежать и гнить тут, на берегу в Пагасах, а не на каком-нибудь далеком цветущем лугу, как ты воображаешь, а корабль отплывет без тебя.
Ссора закончилась бы кровопролитием, ибо Линкей с мечом в руке уже бросился на помощь своему брату Идасу, если бы не ропот струн, удары и звон, внезапно раздавшиеся позади алтаря — кто-то играл на четырехструнной лире, с непревзойденным мастерством. При этом звуке те, что боролись с Идасом, ослабили хватку. Они поднялись и принялись танцевать в такт музыке. Идас тоже поднялся и присоединился к танцу, забыв про свой гнев, ибо у пьяных память коротка, а Линкей с радостью вложил меч в ножны и тоже заплясал. За ним и Ясон вышел из своего транса и загарцевал вокруг, подняв руки и щелкая пальцами, ибо Хирон был строгим и опытным учителем танцев. Наконец Геркулес затопал в кругу, потом вскочил на свою повозку и затопал, выдерживая такт, пока не показалось, что вот-вот сломается ось. Рядом с ним извивалась вереница плясунов, сплетаясь в священную восьмерку.