Собрание сочинений в 8 томах. Том 2. Воспоминания о деле Веры Засулич
Шрифт:
Публика несколько раз прерывала речь защитника аплодисментами. Правящая верхушка впоследствии не могла простить Кони, что он не сумел остановить этой «непозволительной» защиты, которая наэлектризовала публику и присяжных [13].
Как утверждали тогда и впоследствии многие юристы, А. Ф. Кони заключил прения сторон образцовым по своему беспристрастию напутствием.
Кони попытался уравновесить обе чаши весов правосудия: он не высказал ни одного лишнего довода ни в пользу обвинения, ни в сторону защиты. Такая позиция не могла не вызвать нареканий с разных сторон. Сторонники правительства
Было уже около семи часов вечера.
А. Ф. Кони пригласил присяжных войти в зал, и старшина их, выступив вперед, подал председателю суда вопросный лист.
Громко и внятно старшина присяжных трижды произнес один и тот же ответ на вопрос суда: «Виновна ли?»:
— Нет, не виновна.
Раздались такие бурные аплодисменты и поднялся такой шум, что ничего нельзя было ни слышать, ни разобрать. Одни кричали: «Браво! Браво, присяжные!»; другие: «Да здравствует суд присяжных!»; третьи кидались друг друга обнимать и кричали: «Поздравляю, поздравляю!». Многие из публики перелезали через перила и пожимали руки Александрову и Засулич, поздравляя их.
По свидетельству Д. А. Милютина, «весьма многие (в своем дневнике Милютин зачеркнул первоначальную фразу: «даже большинство, и в том числе многие дамы высшего общества и сановники»), если не большинство, пришли в восторг от оправдательного решения суда» [15].
По сообщению видного ученого криминалиста Н. С. Таганцева, аплодировал оправданию даже государственный канцлер А. М. Горчаков [16].
Огромная толпа — в тысячу или в полторы тысячи человек— студентов, курсисток, рабочих со строящегося неподалеку Литейного моста уже с утра ожидала окончания процесса. Когда из здания суда вышел защитник, его подняли и понесли на руках.
Когда же на улице показалась освобожденная Засулич, раздалось оглушительное, долго не смолкавшее «ура», крики «браво». Девушку приподняли над толпой и с триумфом понесли на плечах. Затем ее посадили в карету и толпа сопровождала ее по Шпалерной и Воскресенскому проспекту. Демонстрация приобретала все более внушительный характер. К ужасу сопровождавших карету полицейских некоторые студенты предлагали провести Засулич мимо Зимнего дворца. Полицейский офицер немедленно послал за подкреплениями в расположенную неподалеку жандармскую часть.
На углу Воскресенского проспекта и Фурштадтской улицы полиция, а затем и конные жандармы с криком «Дави их!» — бросились на демонстрантов. Били кого попало и чем попало. Внезапно один за другим раздались три выстрела. Люди стали разбегаться. Жандармы, видимо, еще не имели
Эта, без сомнения, самая крупная по числу участников демонстрация 70-х годов встревожила власти не менее, чем сам приговор.
Как только министр юстиции граф Пален узнал о вердикте присяжных, он немедленно испросил высочайшее повеление взять оправданную под стражу. Но этот приказ запоздал. Когда полиция явилась по адресу, который был назван извозчику при освобождении из тюрьмы, Засулич там уже не было. Всего за полчаса до того она перешла в другое убежище. Переменив еще две или три квартиры, она с помощью друзей нелегально уехала в Швейцарию.
Вскоре сенат по кассационному протесту прокурора Кесселя отменил оправдательный приговор петербургского окружного суда и передал дело на новое рассмотрение в новгородский окружной суд. Сенатор Дейер при этом потребовал даже предать А. Ф. Кони суду за его поведение на процессе, но это предложение не прошло [17].
Но попытка пересмотреть дело не удалась. Засулич не собиралась являться на заранее подготовленную судебную расправу. Правительство решило ограничиться формальным вызовом Засулич, но не требовать от правительства Швейцарии ее выдачи [18]. Здесь, вероятно, сыграло свою роль заявление министра внутренних дел Тимашева о том, что он «не отвечает за новый вердикт присяжных заседателей, а вместе с тем полагает, что во всяком случае суд над Засулич может подать повод к новым беспорядкам» [19] .
Продолжением демонстрации 31 марта явилась торжественная панихида по Сидорацкому во Владимирском соборе, подготовленная 5 апреля землевольцами. Панихида превратилась в политический митинг. Главным оратором на Владимирской площади был студент Николай Лопатин, который отметил, что правительство, желавшее осудить Засулич, само же получило «отличную пощечину». Лопатин провозгласил здравицу в честь суда присяжных и призвал молодежь: «Последуем же примеру Засулич и будем сами расправляться с притеснителями» [20].
Полиция, однако, не решилась вмешаться, и демонстранты разошлись спокойно. Результатом демонстрации явилась лишь высылка нескольких студентов, принимавших активное участие в ней.
Но репрессии не остановили выражений симпатии и сочувствия к смелой девушке. Популярность Веры Засулич среди студенчества возросла еще больше. В высших учебных заведениях происходили сходки и собирались деньги «для Верочки». В университете сбор в пользу Засулич производил будущий народоволец Г. П. Исаев [21]. Молодежь с энтузиазмом разыскивала портреты Засулич.
«Дайте, дайте мне фотографию Веры Ивановны, — просил своих друзей гардемарин И. П. Ювачев, будущий народоволец, — я повешу ее в своей комнате вместо иконы!» [22] .
Процесс Засулич явился одним из признаков начинающегося демократического подъема. Отзвуки процесса тотчас долетели и до провинции. В секретном сообщении из Нижнего Новгорода с тревогой подчеркивалось, что «такой исход дела произвел весьма вредное впечатление на толпу в нравственном отношении» [23].