Собрание сочинений в десяти томах. Том 10. Публицистика
Шрифт:
Момент отрицания всего прошлого литературного наследия, заклеймения его дворянским и буржуазным индивидуализмом и классово-враждебной литературой принимал в те ранние годы уродливые формы. В литературу Октября пришли люди из буржуазной среды, и разночинная интеллигенция, и молодежь прямо с полей гражданской войны, с фабрик и заводов, селькоры, сельские учителя и другие. Была и значительная группа людей, которые противоречиво совмещали с публицистической революционной страстностью враждебные революции настроения.
Это отрицание литературного наследия сильнее всего выявилось в Пролеткульте, а затем в РАППе. Проявилось стремление противопоставлять пролетарскую культуру всей культуре человечества, и отсюда - тенденция
Все премудрости пролеткультовских и рапповских "теоретиков" не шли дальше сортировки произведений и самих писателей на черных и белых, на буржуазных, которых надо изничтожать всеми способами, и на пролетарских, которых нужно прославлять. Многое тут было от невежества, от старого русского нигилизма, но была тут и прямая работа фашистских агентов, пролезших в литературу. Они подменяли пафос революционной переделки мира крикливой и угрожающей демагогией.
Но сила литературного движения революции была в том, что оно жило одним биением сердца с народными массами, и в том, что в своих основных линиях оно направлялось партией и лично Лениным и Сталиным. Советская литература в своем художественном развитии от человека-массы пришла через четверть века к индивидуальному человеку, представителю воюющего народа, от пафоса космополитизма, а порою и псевдоинтернационализма - пришла к Родине, как к одной из самых глубоких и поэтических своих тем.
В центре литературной жизни д в а д ц а т ы х годов стоит Маяковский. Он вошел в литературу после 1912 года на гребне подъема рабочего движения в России и отразил в своем творчестве именно это нарастание революции. Вначале его революционный протест ограничивался рамками эстетической борьбы кружка футуристов. Октябрь дал подлинный размах его творчеству. Именно в борьбе за социализм он вырос в народного поэта-трибуна, которому "улицы - наши кисти, площади - наши палитры". То, чего не дано было сказать рванувшемуся к революции Блоку - сказал Маяковский: мощными ударами переделать, перестроить лживый, обезображенный мир. Никто, как Маяковский, так не выразил душу революции.
Байрон наполнил начало XIX века образами мятежного протеста: богоборца, одинокого свергателя злых демонов мира. В начале XX века с иной, но не меньшей силой зазвучал голос поэта пролетарской революции. "Пускай нам общим памятником будет построенный в боях социализм". Маяковский создал новый грандиозный стиль революционной поэзии, - огромные полотна, написанные размашистой и разгневанной кистью. Это была поэзия восстания, где звучал шаг наступающего пролетариата: "Левой, левой, левой..." Это была поэзия вытянутой вперед, указывающей руки, как ответа на вопрос - что делать человеку сегодня, сейчас, немедленно, если он - с пролетарской революцией. Вот откуда то огромное впечатление, которое произвел он на революционную и передовую поэзию во всем мире, и глубокое влияние его на поэтов всех литератур в Советском Союзе. Вот почему Сталин назвал Маяковского "лучшим, талантливейшим поэтом советской эпохи".
О Маяковском можно сказать то же, что Герцен сказал о Белинском: "Это был "человек экстремы", человек крайностей, именно, по-русски: самых левых, самых крайних крайностей. Советская культура строится на известном сочетании новаторского и преемственного, на критическом пересмотре истории с тем, чтобы новое росло на здоровых глубоких корнях. В максимализме Маяковского трубит фанфарой чисто русская тема становления превыше всего общенародного размаха в будущее, без сожаления о прошлом: "Славлю отечество, которое есть, но трижды, которое будет".
Маяковский неотвратимо заполняет наше воображение, когда он в творческом порыве
Советская художественная проза и в значительной мере драматургия вышли из темы гражданской войны. Первое поколение советских писателей, например "Серапионовы братья", пришло в литературу, в непосредственную школу Максима Горького прямо с фронта. Они принесли с собой, как простреленные шинели на плечах, романтику гражданской войны, героику народа, с отчаянной отвагой разметавшего белые армии.
Лучшие произведения того первого этапа советской литературы напоены поэзией героики пролетарской войны: "Чапаев" Фурманова, "Железный поток" Серафимовича, "Виринея" Сейфуллиной, обаятельная поэма Багрицкого "Дума про Опанаса", "Партизанские повести" и "Бронепоезд" Всеволода Иванова, "Города и годы" Федина, "Любовь Яровая" Тренева, "Разгром" Фадеева, "Первая конная" Вишневского, "Улалаевщина" Сельвинского и многое другое. "Педагогическую поэму" Макаренко - поэму о героическом перевоспитании человека - тоже можно отнести к романтике этих лет.
Существенно отметить, что позже, в тридцатых годах, героическая тема гражданской войны послужила многим советским писателям, чтобы выразить, но уже в новом идейном повороте, тот патриотический подъем, который нарастал в нашей стране в связи с построением обороны, в предвидении второй мировой войны. Таковы, например, роман "Над Кубанью" Первенцева, "Пархоменко" Вс. Иванова, "Одиночество" Вирты, "Я сын трудового народа" Катаева, пьесы Погодина "Человек с ружьем" и "Кремлевские куранты".
Другое замечательное явление нашей литературы - Михаил Шолохов. Он целиком рожден Октябрем и создан советской эпохой. Он пришел в литературу с темой рождения нового общества в муках и трагедиях социальной борьбы. В "Тихом Доне" он развернул эпическое, насыщенное запахами земли, живописное полотно из жизни донского казачества. Но это не ограничивает большую тему романа: "Тихий Дон" по языку, сердечности, человечности, пластичности произведение общерусское, национальное, народное. В наши дни, когда русский народ ведет титаническую борьбу и в центре нашего внимания не жертва исторического процесса, каким является герой "Тихого Дона" Мелехов, а народный герой - русский богатырь, мы видим и недостатки этого романа: от Мелехова до воина Красной Армии, бросающегося со связкой гранат под вражеский танк, чтобы подорвать его своим телом, - не протянуть генетической линии. Мелехов - только жертва, погибшая в противоречиях исторического процесса. Но донское казачество перешагнуло через противоречия, и пламенную любовь его к советской родине - древнюю удаль и отточенные клинки испытывают на своих шеях солдаты Гитлера.
Много было литературных споров о правильном или неправильном пути казака Мелехова по страницам шолоховского превосходного романа, - сама жизнь разрешила эти споры.
Вместе с нэпом в литературу двадцатых годов влилось много противоречивых мотивов. Можно, в известной мере, говорить о нэповском литературном цикле. Это, главным образом, относится к сатирической струе в прозе и драматургии. В атмосфере противоречий родилась лукавая, умная, прелестная проза Зощенко, с его иронически приниженным героем-обывателем, которого он и высмеивает и жалеет. Нэповский красный купец - это смешная и жалкая карикатура на европейского буржуа, это жуликоватый, увертливый приспособленец, - маркитант, раскинувший свою жалкую палатку среди лагеря суровых солдат, отдыхающих между двумя боями.