Собрание сочинений в десяти томах. Том 2
Шрифт:
В столовой за кофе Александр Вадимыч вспомнил о дочери, опять поморщился и направился к ней по коридору.
Катя лежала в постели, осунувшаяся и бледная. Привстав, она поцеловалась с отцом – рука в руку – и вновь опустилась на подушку, засунула обе ладони под щеку, закрыла глаза.
– Ах ты кислятина, – сказал Александр Вадимыч, сильно потрепав указательным пальцем нос. – За доктором, что ли, послать?
Катенька, не открывая глаз, медленно покачала головой. Тогда Александр Вадимыч из упрямства тотчас приказал Кондратию гнать в Колывань и тащить доктора,
Кобыла Кляузница поводила налитыми глазами, пряла ушками и приседала, дожидаясь, когда ее отпустят, чтобы накуролесить.
– Шельма кобыла, – весело сказал кучер, держа под уздцы Кляузницу, – утрась конюху ужасно всю руку выгрызла.
– За увечье поднести надо, Александр Вадимыч, – проговорил конюх, снимая шапку.
– Ладно, поди на кухню, – ответил Александр Вадимыч, сошел с крыльца и с удовольствием почувствовал легкую дрожь. Сдержав себя, сел верхом на дрожки, разобрал вожжи, глубже надвинул белый картуз и сказал негромко: – Пускай.
Кучер отпустил. Кляузница не двигалась, шумно только вздохнула, раздула розовые ноздри.
Александр Вадимыч сказал: «Но, милая» – и тронул вожжой. Кляузница попятилась и присела. Кучер хотел было опять схватить под уздцы, но Волков крикнул: «Не тронь!» – и хлестнул обеими вожжами.
Кляузница рванулась, села и вдруг «дала свечку». Волков еще ударил, тогда она махнула задом, окатила седока и понесла… Конюх и кучер побежали вслед. Но Кляузница уже вынесла на дорогу, и Александр Вадимыч, тщетно натягивая вожжи, отплевывался только, пыхтел и выкатывал глаза. Кучер же и конюх, добежав до околицы, ударили себя по коленкам, хохоча и приговаривая: «Это тебе не квас…»
Кляузница скакала без дороги по бьющей по ногам траве, лягалась, взвизгивала и всячески старалась вывернуть дрожки, но Александр Вадимыч сидел крепко, с усами по ветру, и старался направить кобылу вверх на холмы.
Это ему удалось, но Кляузница, выскакав на горку, за которой скрылась усадьба, выдумала новую штуку – ложиться в оглоблях на всем ходу.
Волков этого не ждал и, когда лошадь упала, слез с дрожек, чтобы помочь ей подняться.
Но Кляузница сама проворно вскочила, опрокинула Волкова и унеслась по полю, трепля дрожки.
Необыкновенно досадно стало Александру Вадимычу, побежал он было за Кляузницей, но тут же загорелся и лег отпыхаться у прошлогоднего стога.
В это как раз время неподалеку стога по дороге трусцой проезжала плетушка, запряженная парой кляч в веревочной упряжи…
Сидящие в плетушке отлично видели позор Волкова, остановили клячу, и знакомый голос крикнул из плетушки:
– Александр Вадимыч, не расшиблись?
Волков посмотрел на проезжих и выругался про себя. В плетушке, повесив голову, спал Образцов, по траве к стогу бежал Цурюпа, в смокинге и лакированных башмаках…
«Увидал, мерзавец, – подумал Волков. – Теперь по всему уезду раззвонит, что меня паршивая кобылешка обошла».
Цурюпа, добежав, поддернул
– Боже мой, вы без чувств! Волков тотчас же сел.
– Что вы все пристали ко мне в самом деле! Ездил, ездил, уморился и лег в холодке.
– А где же лошадь ваша, Александр. Вадимыч?
– Ах, черт возьми, ушла… Вот неприятность!.. Стояла все время смирно, – должно быть, мухи заели.
– Лошадь на хутор ускакала, мы с горы видели, – сказал Цурюпа. – Но это пустяки… Я очень рад, что мы встретились, я хотел сам к вам пожаловать и сообщить очень важное.
Он наклонился к уху Волкова и прошептал:
– Должен предупредить: князь Краснопольский, Алексей Петрович, прямо-таки подлец, только между нами.
– Что такое? – спросил Александр Вадимыч, вставая на четвереньки, потом во весь рост. Одернул кафтан и добавил: – Опять сплетня?
– Ах, я сам не люблю сплетен, – поспешно продолжал Цурюпа. – Это моветон, но из дружбы к вам, притом же замешана честь. Вчера, видите ли, приехали к нему обедать – я, Ртищевы и Образцов, – полюбуйтесь, в каком он виде сейчас. Излишество, конечно, у князька за столом – прямо непристойное. После обеда всевозможные самодурства, и предлагает вдруг ехать в Колывань к девкам. Что за манера! Но – компания. Поехали. В Колывани все напились до полной потери культуры и – привели четырех голых девок.
– Голых? – переспросил Александр Вадимыч.
– В том-то и дело… Противно ужасно, но – думаю – пусть покажет себя князек до конца. И представьте, что он выкинул? – Цурюпа на миг приостановился, глядя в глаза Волкову, который внезапно крякнул и подмигнул. – Представьте – около полуночи князек выбежал на двор и кричит: «Эй, лошадей, еду в Волково…»
– Ко мне? – спросил Александр Вадимыч.
– Ну да же, поймите… Это ужасно щекотливо: конечно, он ехал к вам – Александру Вадимычу, но, – как бы изящно выразиться, – люди могут подумать, что и не к вам.
Цурюпа для ясности растопырил пальцы перед носом Александра Вадимыча, который вспыхнул, вдруг поняв намек.
– Ах ты болван!
Но Цурюпа слишком уже разошелся и поэтому, не обидясь, продолжал еще поспешнее:
– И действительно, к вам ускакал, и все, знаете ля, принялись такие штуки неприличные отмачивать, что я закричал, приказал прямо: довольно гнусных сцен, едем отсюда! Но мы своих лошадей в Милом оставили, – вот и плетемся на земских. Я давно говорил: этого князька нельзя принимать. Да и князек ли он, не еврей ли?
Но Александр Вадимыч уже не слушал Цурюпу. Подогретый к тому же афронтом с Кляузницей, освирепел он до того, что не мог слова вымолвить, и только сопел, раскрыв рот, отчего Цурюпа даже струсил. Наконец Волков выговорил:
– ~Да где же этот мерзавец? Подать сюда лошадей!) Запорю!
– И отлично, и отлично, доедем на клячах до меня, а оттуда вместе нагрянем в Милое и Ртищевых захватим: пусть даст отчет, – шептал Цурюпа и, завиваясь ужом, бежал за Волковым к тарантасу, радуясь, что отомстил за вчерашнего «хама».