Собрание сочинений в десяти томах. Том 8
Шрифт:
Козел оставил Никиту и пошел на барабанщика. Но барабанщик продолжал все так же спокойно и резко бить тревогу. Из леса, бегом через поле, подходила подмога – трое таких же, как он, загорелых мальчиков.
Они схватили козла за рога и всыпали ему по бокам ременным поясом:
– Не бодайся.
Затем они отогнали гусей, а теленок сам ускакал, задирая хвост, на чужие огороды.
Покончив со зверями, мальчики подошли к Никите и Мите. Барабанщик спросил:
– Вы откуда, товарищи?
– Мы со Ждановки, – ответил
– Э, да вы оба славно искупались. Это не ваша ли лодка плыла сейчас к Петровскому мосту? [86]
– Зеленая? с красной каймой? «Воробей», – самая наша лодка!
– Ладно, – сказал барабанщик, – идемте с нами в лагерь.
И все – барабанщик и трое мальчиков, Никита с Митей за руку и сзади Цыган – пошли через поле в лагерь пионеров. По дороге Никита рассказал подробно вее приключения.
Никита и Митя сушатся у костра
86
Петровский мост – Большой Петровский мост через Малую Невку.
Лагерь на лесной поляне был почти пуст. Около палатки на траве сидел мальчик, поджав ноги, и читал книгу. Другой мальчик – караульный, – неподвижно стоял у красного знамени под деревом. Третий возился у костра, где над огнем на треноге висел котел. Шумели деревья в синем небе над поляной.
Барабанщик объяснил, что пионеры сейчас разбрелись, – кто на земляных работах, кто купается, кто занимается тренировкой в беге, прыганье и бросанье диска. Скоро они станут подтягиваться в лагерь есть картошку.
Барабанщик указал Никите и Мите место у огня и посоветовал раздеться донага и высушить одежду и обувь. Так и было сделано.
У костра было очень славно сидеть, – попахивало дымком и варевом из котла.
После всего пережитого у Никиты сосал голодный червячок в животе. Митька молча глотал слюни. Цыган, положив морду на лапы, глядел на котел.
Мальчик, хлопотавший у костра, вытащил из золы три большие картофелины. Две из них разломил, дуя на пальцы, густо посолил и подал Мите и Никите.
– Такой картошки вы сроду не едали, – сказал мальчик с уверенностью. Третью картофелину он бросил Цыгану.
Нет слов для описания удивительного вкуса картошки, которую Никита, Митя и Цыган ели у костра пионеров. У Мити выпятился живот в виде горбушки.
Попробуйте сами, тогда поймете, что это за картошка.
Наконец барабанщик сказал:
– Одежда просохла, одевайтесь, а то домой запоздаете, – вам отец, мать всыпят.
И он сказал двум мальчикам:
– Малышей надо проводить.
Оба мальчика вскочили, и каждый из них ответил:
– Готов!
Барабанщик опять надел через плечо барабан, и все пошли
По пути Никита видел, как один пионер прыгал с высоким шестом.
Трое бежали вперегонки.
Другие тренировались футбольным мячом, кувыркаясь в траву и хохоча.
А еще другие лазали по деревьям, раскачиваясь на сучках, старались друг друга стащить за ноги.
Всюду между стволами в этом веселом, зеленом лесу мелькали полуголые мальчики. Даже хладнокровный Митя, которого трудно было чем-нибудь удивить, молча пошел к березе и полез на нее, но шлепнулся и крякнул.
У Петровского моста Никита увидел привязанного к сваям «Воробья». Маленький сердитый пионер караулил лодку. Никита, Митя и Цыган закричали:
– Ура!
У Цыгана это вышло так:
– УУУУУ РРРРРРР ay ay ay ay…
Никита, Митя и Цыган влезли в лодку, где все было в целости; один пионер сел на весла, другой на руль, барабанщик на берегу ударил в барабан, маленький сердитый мальчик запустил камнем пятьдесят пять блинов по воде, и «Воробей» с путешественниками поплыл в обратный путь.
Как ни в чем не бывало
На обратном пути подул свежий ветерок. У Митьки не попадал зуб на зуб, и тут-то и пригодились одеяла, предусмотрительно взятые в путешествие.
Митьку завернули в них, дали в руку бутылку молока, он вытянул ее всю и сейчас же заснул в мягко покачивающейся лодке.
Никита достал чулок с сахаром и угостил им пионеров и грыз сам. Сахар съели весь. А запасы хлеба, не жуя, были проглочены Цыганом.
Когда проплывали мимо знаменитого теперь места битвы с дикими, Никита и двое пионеров, которым уже все было известно, громко крикнули все разом:
– Даешь, краснокожие черти!
Никита потрясал мечом и луком. Цыган рычал, как пещерный медведь. А на берегу, между липами, угрюмо кривляясь, трусили подходить близко остатки разбитых дикарей.
В пятом часу дня «Воробей» подошел к пристани.
На мостках стоял с трубкой Панкрат Иваныч Ершов-Карасев все в том же ватном жилете и с бородой, где, как говорили на Ждановке, водились у него даже тараканы.
Солнце ослепительно горело в тихой воде между низким левым берегом и высокими домами на правом берегу. Панкрат Иваныч щурился, щурился и вдруг…
Чихнул:
– Ап-ап-ап-апчьхииии!!!
Да как чихнул-то!
Закачались мостки, заскрипели лодки, ворона, присевшая почистить нос на крышу домика на мостках, взъерошилась, сорвалась и полетела, каркая и долго еще оборачиваясь на Ершова-Карасева:
– Дуррррак!.. Дурррррак!!
Вот как здорово чихнул Панкрат Иваныч Ершов-Карасев.
На мостках пионеры простились с Никитой и Митей, стали в затылок, поджали локти и бегом пошли через дамбу, через деревянный мостик, что ведет с Тучкова моста на стадион, – и дальше через Петровский остров к лагерю.