Собрание сочинений в девяти томах. Том 1. Подводное солнце
Шрифт:
– Пусть будет труднее.
Клу Шанц принес «личные вещи» погибших, оказавшиеся в их скафандрах: золотые самородки Тома Годвина, портативную кинокамеру, стеклянные пробирки с темной жидкостью и красноватой массой и синюю женскую косынку.
Эллен сказала:
– Я не знаю, чей этот тонкий шарф, но я завидую той женщине, даже ее горю…
– Возьмите, – протянул ей косынку академик.
– Нет. Положите шарф с ним. А золотые самородки вместе с Томом. И еще вот это. – Эллен протянула красный камешек. – А это, – продолжала Эллен, беря стеклянные пробирки, – это позвольте мне взять. Он очень ценил эти открытия.
– Мы продолжим их, –
Двенадцать человек, все, кроме Эллен и академика, подняли огромную базальтовую глыбу. Это было возможно только на Луне.
Осторожно несли они, спотыкаясь на неровностях, тяжелую плиту и осторожно опустили ее на могилу.
Эллен мужественно засняла кинокамерой, которая была у Петра Громова, миг, когда застывшие в холодном и мудром спокойствии лица отважных исследователей Луны закрыли надгробием.
Только Евгений видел, каких усилий стоило Эллен держаться.
– Я знаю, – сказала она. – В один из следующих рейсов сюда прилетит скульптор. Он высечет на этом лунном камне их изваяния. Именно так, как представила я их себе на островке.
– Им высекут памятник и на Земле, – сказал академик.
Эллен отошла в сторону. Евгений знал, что она плачет.
Академик дал по радио сигнал, и с исполинской башни «Разума» вылетел сноп ракет. Словно выброшенные из жерла вулкана, они оставляли за собой изогнутый дымный след. Все вместе они напомнили расцветшую в черном небе хризантему. Потом звездные огоньки стали медленно падать меж неподвижных звезд. Они походили на огненный дождь…
Глава восьмая. След разума
Горный кряж на краю лунного диска назвали Горой Памятника.
– Я так подумала, – сказала Эллен, – если мы поднимемся на вершину горы, как это хотели командор и Годвин, мы сделаем им самый лучший памятник.
– Мисс Кенни говорит весьма разумно, – заметил профессор Трипп. – Лучший памятник ученому – завершение начатых им исследований.
– Я уже просил разрешения подняться на кряж, – заявил Евгений.
– Я во что бы то ни стало пойду туда. И я не попрошу в пути ни у кого помощи, – решительно сказала Эллен, умоляюще смотря на академика.
Тот крякнул и зашевелил лохматыми бровями:
– Я бы отказал вам, моя дорогая исследовательница, если бы такое восхождение не было предусмотрено в плане работ экспедиции «Разума». – И академик объявил, что для восхождения выделяется группа в составе Евгения Громова, академика Беляева, Эллен Кении, Клу Шанца, Жака Лавеню и Витухновского. – Профессор Трипп остается руководителем базы на ракете «Разум».
Начало подъема откладывать не стали. Извержение, очевидно, уже ослабло, но хотелось застать вулкан еще действующим, заснять на кинопленку картину лунной вулканической деятельности, изучить все, что возможно. Геологом и селенологом был сам академик, поэтому он и включил себя в группу.
– Я утратил здесь, дорогие друзья, пять шестых своего безусловно излишнего на Земле веса, – словно оправдываясь, говорил он. – Но это не главное. Я, очевидно, сбросил с лишним весом и груз лет, я могу теперь вспомнить, как поднимался на трудные вершины с такими волками альпинизма, как академик Игорь Евгеньевич Тамм или член-корреспондент Академии наук Гавриил Адрианович Тихов. Я, скажу откровенно, был тогда им под стать. Потом, правда, состарился, но Луна меня омолодила.
Лунный камень лежал на первой лунной могиле. Жизнь шла. Исследования продолжались…
Витухновский знал в
Евгений Громов, как и его брат, был мастер альпинизма и одобрил предусмотрительность поляка.
С первых же шагов восхождения Евгений стал командиром похода. Однако авторитетом в лунной обстановке оказалась Эллен. Аникин из-за поврежденной ноги остался внизу, и Эллен, единственная из участников подъема, имела опыт движения по лунной поверхности. Она научилась прекрасно рассчитывать свои силы, очень точно прыгала, давала толковые советы и молча выполняла самые трудные задания.
– Без вас, девочка, мы просто не могли бы подняться сюда, – заметил академик, когда его втащили веревкой на очередную кручу. Первой на нее запрыгнула снизу Эллен, держа конец веревки.
Привал решили сделать примерно в том месте, откуда Петр Громов и Том Годвин рассматривали утонувшие цирки.
Теперь этой картиной любовался академик.
– Какая наглядность! Вы только посмотрите! – восхищался он. – Превосходное подтверждение наших представлений о поднятии и опускании земной коры. Часто опускаются именно высокие места, то есть горные страны. Они оказываются впоследствии на дне океанов. На Луне то же самое! Некогда высокогорная лунная страна, полная вулканических, как мы теперь знаем, цирков, опустилась. Каждая точка коры, по-видимому, любой планеты, совершает как бы колебательное движение, чрезвычайно растянутое во времени. Если бы мы изобразили высоту какой-нибудь точки планеты над уровнем ее океана и показали зависимость этой высоты от смены миллионов лет, то получалась бы волна, синусоида! Полюбуйтесь, вот она, окаменевшая диаграмма!
Внизу виднелись полузалитые затвердевшим камнем кольцевые острова. Местами над каменной гладью поднимались острые хребты, когда-то бывшие горными вершинами.
Во время восхождения Эллен и Евгению приходилось быть рядом. Холодок между ними не исчезал. Но каждый из них чувствовал необходимость сказать что-то важное для обоих.
– Итак, Эджин, – начала Эллен на привале. – Что вы подумаете о том, что вынуждены были нарушить свой принцип?
– Я не нарушил, а изменил его. Отныне я посвящу себя полетам и только полетам в космос. Автоматы могут служить экспедициям.
– Уверена, вы будете ценным исследователем, Эджин. К сожалению, мы с вами навсегда меняемся местами.
– Навсегда?
– Да. Я никогда больше не полечу в космос. Я не имею на это права. Я многому научилась. Научилась понимать, какую малую пользу здесь приношу. А я хочу приносить большую. У меня есть перо, Эджин, и я его не уступлю, как вы свой принцип. Мой долг – воспеть все виденное. Я напишу книгу «Лунный путь» об общей экспедиции на Луне. Это будет прежде всего книга о командоре, Эджин. О лунном Георгии Седове, о Петре Громове… – Эллен помолчала. – Это будет книга о суровой, но прекрасной Луне, вот об этих пейзажах, которых даже не понять, не представить, находясь на Земле. Вы заметили, что Луна – страна геометрических форм, а не хаос, как думали? Правильные окружности, отвесные срезы, прямолинейные трещины. Здесь ничто не смягчено, не сглажено. Луна прекрасна, Эджин! Я провела здесь самые счастливые дни моей жизни и всю свою жизнь посвящу рассказу об этих днях.