Собрание сочинений в девяти томах. Том 1. Подводное солнце
Шрифт:
Знал Федя, что будут они возвращаться разбойничьими шайками, преграждая путь кораблям. А за ними следом продвинутся и паковые льды, чтобы стиснуть суда в своих смертельных объятиях.
Ради льдов и наблюдения за их состоянием по существу мы и жили здесь, на отшибе. Сложенные из мельчайших деталей сведения о льдах в масштабе всей Арктики превращались в карту ледовой обстановки, которую ждали полярные навигаторы. Никакие метеорологические спутники, летающие вокруг Земли, не могли в полной мере заменить нас, – ведь Арктика большей частью скрыта толстым слоем облаков.
Федя,
Наша четверка была дружной. С Иваном Григорьевичем мы вместе прошли тяжкий солдатский путь до Берлина, потом и в Арктику вместе отправились. Находясь вдалеке от Большой земли, мы жили ее делами и заботами. Неспокойно было на нашей планете, нечто подобное космической катастрофе постоянно угрожало человечеству, и только мощь передовых государств, объединившихся между собой, удерживала империалистов от большой войны. Но мы верили в разум, в торжество справедливости. И веря в это, мы жили и увлекались всем тем, чем жили и увлекались все наши соотечественники, вся Большая земля, с которой нас сближало радио. Не пропускали даже трансляций главных футбольных или хоккейных матчей.
Наш Федя по-настоящему ни футбола, ни хоккея не видел. На материке он бывал совсем еще маленьким, когда родители ездила в отпуск, дождавшись смены на станции. Следующая смена ожидалась лишь в будущем году, когда Феде предстояло начать учебу в интернате, сразу в пятом классе.
На острове мы все стали его первыми учителями. Мне достались английский язык и труд. В том, что в языке Федя достиг больших успехов, заслуга была вовсе не моя, а скорее магнитофонных записей с уроками английского. А мастерить все что угодно с помощью столярного и слесарного инструмента научил его я. И конечно, читал он запоем все, что попадало на остров, а радио слушал без устали.
Была у Феди своя мечта, главная цель жизни. Он готовился стать полярным капитаном, изучал морские лоции. Стоя подолгу на берегу и глядя в море, он думал о промышленнике Санникове, которому когда-то привиделись с острова Котельнического горы загадочной земли. Правда, с тех пор никто так и не разглядел ни разу тех гор, но перелетных птиц, летевших с севера, где должна была бы быть невидимая земля, замечали.
Однажды я раскрыл ему тайну былых «исчезнувших» земель. Целые острова меняли в океане свое расположение. Советские летчики доказали это, обнаружив одни и те же земли в разные годы в различных местах. Оказалось, что острова с почвой, травой на ней, с горами и стекающими с них ручейками покоились на гигантских айсбергах, уносимых капризным
С того момента Федя больше всего на свете жаждал увидеть на горизонте подплывшую к нашему острову Землю Санникова. И даже сказал мне в один из дней:
– Только бы увидеть, а там поставим ту землю на якоря.
Над Фединой кроватью висел портрет знаменитого полярного капитана Воронина, а под ним – портрет Нансена с его словами – «Северный морской путь – это всего лишь иллюзия, напрасно чаровавшая мореплавателей на протяжении столетий». И была эта надпись перечеркнута красным карандашом.
Таков был наш Федя.
Мария Семеновна нежно опекала и сына, и нас, взрослых. И командовала нами, как и полагается при матриархате. Она безропотно чинила и стирала наше белье, но зато деспотически заставляла нас мыться в «бане», в которую по субботам превращалась кают-компания.
Была она женщина статная, чудесно спивала украинские песни, смеялась по-девичьи звонко и никогда не сидела без какого-нибудь дела.
…В тот день ни я, ни Федя не подозревали, что наша прогулка на этом острове будет последней.
Изломы льда ослепительно блестели на солнце. И все поле, на которое мы смотрели, казалось усеянным бриллиантами, сверкавшими зелено-голубыми и розовыми огоньками. Наглядевшись на льды, мы пошли домой, взявшись за руки.
– К утру пролив очистится, – заметил Федя.
Пожалуй, он был прав, наш юный капитан. В проливе, между кусочком нашей земли и островом географов, насколько хватал глаз, льды пришли в движение. Невидимая сила со все усиливающимся гулом и грохотом взламывала поле, сталкивая и раскалывая дыбящиеся гигантские глыбы. Быть чистой воде!
Вдруг Федя сжал мою руку и, остановившись, стал прислушиваться. Я и сам различил в знакомом грохоте льдов какой-то посторонний, монотонный и прерывистый звук. Самолет? Как его занесло сюда?
В небе летели низкие рваные тучи. Только там, где гасла вечерняя заря, виднелось оранжевое небо.
Зажегся огонек в окне полярной станции, словно отблеск уже закатившегося солнца. Мать-начальница ждет нас к ужину, наверное, выговор сделает за опоздание. Иван Григорьевич, конечно, уже давно вернулся с метеоплощадки и переписывает показания приборов в дневник.
Федя присел на корточки и потянул меня за собой.
Прерывистый рев послышался над самой головой. Незнакомого вида самолет вырвался из низких облаков и круто пошел к земле. Моторы его работали с перебоями. Неужели летчик хочет сесть на этом пятачке?!
– Льды-то вскрыло! – закричал Федя и бросился что было сил к нашему домику. Я побежал следом за ним.
Мы видели, как самолет, словно нехотя, с трудом перевалил через нашу станцию, чудом не задев антенны, потом, набрав немного высоты, стал разворачиваться. Он делал новый заход. Но почему он избрал ориентиром именно наше жилище? Может быть, ему за ним видна достаточно большая льдина, чтобы сесть?