Собрание сочинений в девяти томах. Том 1. Подводное солнце
Шрифт:
Аппарат приближался совершенно бесшумно. Только когда он обходил по кругу ледокол, сверху словно рухнула лавина камня. Это был запоздавший звук реактивных двигателей.
Звук оборвался, и над сигарой появился вращающийся горизонтальный диск. Это вертелись лопасти геликоптерного винта, заменившего выключенные реактивные двигатели.
Сделав круг над ледоколом, аппарат замер в воздухе, как парящая птица.
Федор скомандовал вахтенному штурману:
– Стоп!
На обзорный мостик к Терехову поднялся Ходов. Оба молча наблюдали, как постепенно снижается реалет.
Реалет
Сверху по лестнице спускался человек в сером кожаном пальто и такой же шляпе. Худощавый, стремительный в движениях, с орлиным профилем и жгучими глазами, он легко спрыгнул на палубу и, протянув руку, отрекомендовался:
– Овесян.
Ходов и Терехов молча пожали ему руку.
Академик что-то сказал Ходову. Моряки придерживали раскачивающуюся лестницу. Сверху спускался еще один пассажир реалета, долго нащупывавший ногой каждую ступеньку. Когда он наконец ступил на мостик, то сразу выпрямился и оказался выше всех.
– Прошу пройти со мной в каюту капитана, – предложил он Ходову и Терехову.
Это был Волков.
Через минуту из каюты капитана вышел вахтенный штурман и объявил на корабле «полундру».
Со спасательных шлюпок были сняты брезенты, всем на корабле приказано было надеть пробковые пояса и вооружиться защитными очками.
Взволнованные люди стояли на палубе и смотрели на еле видимую на горизонте полоску ледяного поля.
Люди в пробковых поясах высыпали на палубу и, запрокинув головы, смотрели на небо.
– Высотный бомбардировщик!
– На какой огромной высоте идет!
– Ждите, над льдиной развернется парашют.
– Парашют? – люди тревожно переглядывались. – Неужели взрыв? Уцелеют ли люди на дне?
Из капитанской каюты вышли Волков, Терехов, академик Овесян и Ходов.
Самолет на большой высоте прошел над ледоколом. Люди молча провожали его взглядом.
Глава десятая. Под водой
Дядя Саша медленно опускался в воду. Все более темной становилась над его головой зеленоватая поверхность с бегущими по ней тенями.
Он думал о людях в кессоне. Там были и те, кого он знал детьми. Когда-то он мечтал об их будущем, старался вообразить, какими они станут.
Сейчас он представил себе кессон, пустую рабочую камеру, на дне которой брошен инструмент и электрические лопаты. Люди, собравшись в воздушном шлюзе, смотрят в зеленоватую темноту через широкие окна, прислушиваются к звукам. Но на дне моря – гнетущая тишина. Шум корабельных винтов уже не доносится сюда.
Люди понуро сидят у стен. Кое-кто прилег, делая вид, что спит; некоторые ходят взад и вперед, словно запертые в клетке. Денис наверняка уговаривает кого-нибудь сыграть с ним в шахматы. Шахмат нет, и он мастерит их из кусочков бумаги, на которых рисует незатейливые фигуры. Едва ли кто станет с ним играть. Люди безучастно следят за Денисом. Алексей, конечно, заперся в рубке связи, понимая свою ответственность за случившееся.
Дядя
…Над головой плыли неясные тени. Со всех сторон, и сверху и снизу, Александра Григорьевича окружала вода.
Мысленно усмехнувшись, он подумал, что вот былой мастер подводного спорта, когда-то страстный аквалангист, попал наконец в свою стихию. Это дало толчок его мыслям, и он стал думать о воде.
«У самого дна вода должна быть теплее. Любопытно будет проверить это. Атлантические воды, впадающие в Карское море с севера, должны стремиться по дну пройти в южную часть моря. Но ведь об этом самом и твердит профессор Сметанкин, хватаясь за спицу уже начавшегося вращаться маховика.
Профессор Сметанкин! Дмитрий Пафнутьевич! Ярость его всегда неистощима. Дмитрий Пафнутьевич остается самим собой. Говорят, что человек сам делает свою судьбу. Горькая у профессора Сметанкина судьба. Жена ушла от него вместе с детьми из-за невозможного его характера, и дети ничего общего не имели с отцом. Всегда непреклонный, он отказался от них, уже взрослых. И в своих суждениях он педантичен и резок.
Хватит ли тепла, которое Нордкапское течение принесет через Карские Ворота? Если говорить начистоту, то никто сейчас не может этого сказать. Прав ли в своих предупреждениях Сметанкин?
Он был бы прав, если б не было решения строить сначала опытный мол. Настаивать на прекращении опытного строительства неверно. Оно должно обогатить новыми данными географическую науку, ревнителем которой показал себя профессор Сметанкин. Нельзя ограничивать эту науку изучением лишь существующего. Надо менять лицо Земли, пробовать менять его, изучать результаты. Вот в чем не правы вы, Дмитрий Пафнутьевич! Я представляю, как будете вы потрясать скрюченным пальцами, если отгороженная часть моря замерзнет…» Водолаз, как в ознобе, передернул плечами, взглянул наверх. «Темно. Так же будет и тогда… Все наверху будет затянуто льдами!»
«Ну, это мы еще посмотрим! Современная наука всесильна! – бодро сказал себе Александр Григорьевич. – Кстати, посмотреть надо, куда мы плывем».
Он отчетливо представлял, в каком направлении надо искать кессон. Кроме того, он надеялся на вделанные в его шлем гидрофоны, подобные тем, которые подслушивают в море шум моторов подводных лодок.
Океанолог включил гидрофоны. До слуха его донеслись какие-то странные металлические звуки. Слышались удары, напоминающие выстрелы пушек и даже пулеметные очереди. Создавалось впечатление, что где-то идет бой. Не задумываясь над природой этих звуков, дядя Саша двинулся вперед Он прикрепил себя ремнем к подводной электрокаре, включил аккумуляторный мотор и медленно, со скоростью неторопливого пешехода, стал передвигаться под водой. Гул мотора мешал ему, и он изредка останавливался, чтобы свериться с направлением. Держась за ручку электрокары, плыть было легко.