Собрание сочинений в девяти томах. Том 1. Подводное солнце
Шрифт:
– Учительница! Наша учительница! – обрадовался он при виде Маши.
Пассажиры оглянулись на нее. Маша покраснела, приветливо кивнула головой:
– Я не знала, что это ваш самолет пойдет на Голые скалы.
– В другие места не летаем, – важно ответил Костя. – Сейчас доложу командиру.
У Маши было третье место, первое одиночное кресло с правой стороны. Едва она присела на краешек кресла, держа на коленях чемоданчик, как в пассажирскую кабину, пригнув голову, вошел Дмитрий Росов, огромный в своем пилотском одеянии. Тепло улыбаясь, он протянул Маше руку, чтобы поздороваться, хотя они и расстались какой-нибудь
– Эстафету-то, оказывается, сами себе передали. Маша улыбнулась.
«Интересно, кто первым поведет самолет. Вероятно, Росов?» – подумала она и попыталась представить его широкую спину, лицо вполоборота к ней, прищур пристальных глаз.
Наружную дверцу закрыли. Трап откатили. Сзади что-то загудело. Пол и стенки немного дрожали. Очевидно, пробовали двигатель. Маша поудобнее уселась в кресло, откинула назад его спинку. Лететь долго.
Миловидная проводница предупредила пассажиров, что в центре корабля есть салон с расширенными иллюминаторами. Там книги, газеты, радио, магнитола.
Самолет двинулся по снежному полю. Он разворачивался подобно обычному автомобилю, выезжая на бетонированную дорожку, с которой снег был тщательно счищен.
Понеслись назад бетонные плиты. Все быстрее, быстрее… Неужели можно еще скорей? Маша так и не уловила момента, когда самолет оторвался от земли. Ничто не изменилось. Она продолжала сидеть в кресле. Внизу вместо бетонных плит промелькнул забор, потом деревья, крыши домов… «Уже летим!»
Прежде, когда Маша летала, она всегда боялась, что самолет упадет, и очень стыдилась этого чувства. Сейчас же страха не было. Неужели потому, что самолет ведет Росов?
Сначала Маше было интересно смотреть вниз. Тоненькая ленточка железной дороги, игрушечный поезд на ней… Крохотные домики по обе стороны шоссе. Большой квадрат леса…
Смотреть вниз с десятого этажа страшно. Но поднимись на километр – и это чувство исчезает.
Мимо окна стали пролетать белые клочья, потом потянулись дымчатые струи. Казалось, от их прикосновения самолет вздрагивает. Маша невольно прислушивалась к реву двигателя. Не меняется ли?
Все стало туманным за окном, словно оно запотело. Маша попыталась протереть стекло, но это не помогло. Снаружи ничего не было видно.
И вдруг в глаза ударило яркое солнце. На земле был едва брезжущий рассвет, а здесь сверкающий день. Вниз уходила странная, залитая ослепительным светом страна белых вихрей, ватных холмов и долин, конических алебастровых вулканов и известковых кратеров, неправдоподобная страна снежных, сливающихся в фантастические скульптуры туманов, страна света без теней.
Маша подумала, что никто с земли не видит этой красоты облаков, освещенных солнцем сверху. Какие они, оказывается, необыкновенные!.. Прошла в салон, но никого не застала там. Через стеклянный купол было приятно смотреть на ясное голубое небо. На горизонте, как и внизу, виднелась все та же сказочная страна клубящихся паров. Маше хотелось, чтобы кто-нибудь пришел сюда. Она стала смотреть иллюстрированный журнал. Интересные фотографии строительства ледяного мола на Севере.
В салон зашел командир корабля. Маша, не поднимая головы,
– Этого знаю, – указал Росов на фотографию руководителей строительства.
– Молодого? Не Алексей ли Карцев? Да. Здесь написано.
Росов сел рядом с Машей.
– Вы с ним знакомы? – поинтересовалась она.
– Вроде как с вами. Вез его на Север. С ним была тогда одна такая молодая, красивая…
– Я вижу, вы запоминаете молодых и красивых.
– Еще бы, – простодушно усмехнулся Росов. – Геолог она. Прославилась. Вездеход ее под лед ушел, а она свою группу вывела.
– Вы только знаменитых запоминаете?
– Вас и так запомню.
– Почему?
– Кажется, будто давно знаю. Я работу вашу люблю. У меня сестренка учительствует. Двойки ребятам понаставит, а потом идет ко мне, сокрушается. Я всех ее учеников по именам знаю.
«Как и я маминых», – подумала Маша, но о своей работе летчику ничего не сказала. Она привыкла молчать о ней.
– А я вас действительно давно знаю, – сказала Маша. – Вы-то знаменитый.
Росов, немного смущенный, пренебрежительно махнул рукой.
– Чего там! Обыкновенный воздушный извозчик, самый простой человек. А вот знаменитых и правда возить приходилось. Я тогда не знал, что Карцева везу. Вернее, не знал, что он придумал этакое. Я его тогда же в клубе острова Дикого услышал. Раздолбали его там здорово. А он мне все-таки понравился. И вот добился своего. Таких я люблю. Край теперь меняется. Мы с вами в Голые скалы летим. А не будь его замысла – кто бы стал в Голых скалах металлургические гиганты строить, город закладывать, школу для новых маленьких жителей открывать? Я за эту школу, пожалуй, Карцеву особо благодарен.
– Почему?
– Так уж, – неопределенно ответил Росов и встал. – Пойду Костю сменю. Заходите к нам. Ребята будут рады.
Росов ушел. Маша стала думать о нем. Ну что они оказали друг другу? Ничего. А оба уже чувствуют, что давно знакомы. Когда можно сказать, что знаешь человека? Если уверен, как он поступит в том или другом случае. Может она сказать, как поступит Росов? Пожалуй, да. Вообрази самое трудное положение, в которое попал Росов, и сразу ясно, как он поступит. А если представить себе не такое уж трудное положение? Трудное не для него, а для нее?.. Маша смутилась от допроса, который сама себе учинила, и рассердилась. Столько времени рвалась к Овесяну, хотела лететь к нему на крыльях, а теперь, когда летит, думает не о нем… а об экипаже самолета.
«Об экипаже самолета!» – Маше показалась смешной эта не очень хитрая формулировка.
Читать Маша не могла. Вернулась в свое кресло, заставила себя сидеть в нем. Пыталась уснуть, не позволяя себе пойти к летчикам. Но все-таки пошла.
Росов вел корабль. «Воздушные мушкетеры» были рады гостье. Они встретили Машу на пути к пилотской кабине – в небольшом отсеке с койками в два этажа и столом штурмана. Грузный Портос был занят прокладыванием курса – только отсалютовал рукой. Костя и Мамед усадили Машу на нижнюю койку, спустили сверху подвесной стол и стали угощать ее свежекопченым омулем. Маше казалось, что она никогда ничего вкуснее не ела. В приоткрытую дверь была видна широкая спина Росова, сидевшего за рычагами управления.